Страх

   Страх ледяной рукой сдавил горло, опутал все тело липкой паутиной, не давая двинуться. Чудовище… Оно приближается… Оно несет боль и ужас… Слышны его неторопливые шаги. Ему некуда торопиться, ведь он знает, что жертве не ускользнуть, не скрыться от него. Ее глаза прикованы к  медленно открывающейся двери,  а из горла рвется безмолвный крик…
… Она, вздрогнув всем телом, открыла глаза. Снова эти страшные сны. Снова кошмар из детства…
                                                                                  ***
   Илья Калюжный – Генеральный директор Российского представительства крупной американской холдинговой компании – в свои 32 года имел почти все, о чем многие в его годы могли только мечтать: престижную и высоко, даже очень высоко оплачиваемую работу, громадный особняк на Рублевке, пятикомнатную квартиру на Патриарших, в которой недавно сделан великолепный евроремонт, мощный и огромный, как танк, черный «Хаммер». Да и женским вниманием он был не обделен: женщин привлекали не только его деньги, которые он не жалел, но и импозантная внешность молодого бога Аполлона. Голубые глаза, золотистые вьющиеся волосы, атлетическая фигура, - все это, как магнитом, притягивало женские взгляды.
   Жениться Илья не торопился. Ему не хотелось связывать себя именно сейчас, когда бизнес стремительно идет в гору. Американское руководство расточает похвалы, подкрепляя их солидным денежным вознаграждением со многими нулями после определенной цифири. А цифирь, как и нули,  все время увеличивалась. Илья не был жадным и корыстным, но деньги давали свободу и, раз вкусив ее, не хотелось с ней расставаться.
   Единственное, чего в данный момент не хватало Илье, так это грамотного программиста – начальника отдела. Все специалисты высокого класса давно и прочно пристроены, и начальство с них пылиночки сдувает, исполняет все капризы и желания, как Золотая Рыбка – не дай Бог сманят мерзавцы-конкуренты! Можно было бы, конечно, поставить кого-нибудь из ныне работающих в отделе сотрудников, но он не хотел рисковать работой всего отдела, так как ни у одного из них не хватало достаточно опыта и знаний, чтобы возглавить коллектив – его программисты были вчерашними студентами.
   Отчаявшись найти хорошего спеца своими силами, Илья позвонил жене старого приятеля, работающей инспектором в кадровом агентстве.
   - Ира, здравствуй, это Калюжный.
   - Привет, Илья! Сколько лет, сколько зим? У тебя проблемы или как?
   - У меня одна проблема. Ирка, я в полной заднице.
   - Что так?
   - Программист нужен. Хороший.  Вакантна должность начальника отдела, а брать, кого попало – себе дороже.
   - Во, даешь! Да сейчас в Москве хорошего программиста днем с огнем не сыщешь!
   - Да, знаю я все, поэтому и позвонил по старой памяти. Ир, свистни, если кто-то замаячит, а я – ты знаешь – в долгу не останусь.
   Ирина обещала «свистнуть, если что», но свиста Илья пока не слышал и сильно горевал по сему поводу.
   Звонок раздался тогда, когда он уже перестал надеяться. Звонил он ей еще в начале лета, а сейчас за окном уже конец августа. Ирин голос в трубке был едва слышен, Илья даже не сразу понял, что она говорит.
- Ира, тебя не слышно! Громче можешь?
- Нет! – прошипело из  трубки, - Я вышла за дверь, но все равно могут услышать, а это нежелательно. Так что, Калюжный, напрягай слух. – Илья вплотную прижал телефон к уху. – В общем, так, я, кажется, нашла то, что тебе нужно. Программист высокого класса, да еще и с аспирантурой и опытом. Рекомендации блестящие.
- Спасительница! – радостно взвыл Илья. – Срочно отправляй мне это сокровище! Позвони Юльке – моей секретарше – продиктуй его данные, а она закажет пропуск.
- Погоди, Илья, тут проблема одна. Условие соискателя – предоставление жилья и прописка.
- Да я его у себя поселю и пропишу, если что!
Ирка неопределенно хрюкнула в трубку:
- Боюсь, что это не очень хорошая идея. Ты еще продумай несколько вариантов, пока программист прибудет.
   Илья почувствовал в ее голосе насмешку и напрягся, ожидая подвоха.
- Ириша, - вкрадчиво промурлыкал он, - а что ты недоговариваешь, девочка моя?
   Та притворно возмутилась:
- Ну, и нахал ты, Калюжный! Тебе работника ценного нашли, землю, можно сказать, носом рыли, а ты подозреваешь не понятно в чем! Нет, чтобы «спасибо» сказать!
- Так я и говорю: «Спасибо, Ира!».  Магарыч за мной. Только голос  у тебя сильно подозрительный. Колись!
- Некогда мне, - вдруг заспешила Ирина, - там кадр твой в кабинете уже заждался. Так что, берешь? Учти, Илья, такого специалиста мигом ухватят!
- Беру, конечно!
- Ну, тогда жди, скоро подъедет. Генке привет передать?
- Само собой. Постараюсь заскочить к вам на днях.
- Ну, тогда до встречи, - Ирка сдавленно хихикнула в трубку и отключилась.
   Илья в раздумье постоял минуту. Не нравилось, ох, не нравилось ему это непонятное веселье! Впрочем, мало ли что насмешило приятельницу? Решив пока не забивать голову ненужными размышлениями, Илья отправился в офис, но подозрение уже закралось в душу, и он время от времени возвращался к разговору с Ирой.
                                                                           ***
   Чудовище подошло вплотную. Она видит налитые кровью глаза, ощущает смрадное дыхание. Чудовище протягивает к ней волосатую руку с кривыми крючковатыми пальцами, которые больно впиваются в детское горло и сдавливают его, перекрывая дыхание. Она пытается вырваться, легкие начинают гореть. Тщетно. Перед тем, как сознанию покинуть ее, мелькает мысль, что она сейчас умрет. Умрет и освободится от боли. Но чудовище не стремится убить свою жертву и, с силой швырнув ее на пол, разжимает пальцы. Она нужна ему живой: ее приятно истязать, видеть животный ужас в глазах, слушать, как музыку, крики боли, осознавая при этом свою полную и безграничную власть над ней – той, что извивается жалким червем у него в ногах, хрипя, кашляя и судорожно, со свистом втягивая в себя воздух. Чудовище оскалило гнилые зубы, запрокинуло голову, и из его горла вырвался звериный рык торжества…
                                                                           ***

     - Илья Сергеевич, к вам по направлению из кадрового агентства. Программист, - лицо Юльки, возникшей в дверях, было непроницаемым, что еще больше усилило подозрения Калюжного на тему: «что-то здесь не чисто…».
   - Юленька, - стараясь придать голосу максимальную слащавость, ласково проворковал он, - Скажи мне, пожалуйста, детка, какое впечатление произвел на тебя наш будущий работник?
   Его секретарь  и одновременно дипломированный психолог, что было невероятно выгодно, – в миру подруга юности и бывшая одноклассница – даже бровью не повела и, нахально проигнорировав вопрос шефа, невозмутимо спросила:
   - Впустить можно?
   - Юлька, это нечестно! С Ириной сговорились? – Илья, зыркнув на нее зверем, выскочил в приемную и… оторопел.
   Девушку нельзя было назвать красивой с точки зрения классических канонов. Но, увидев ее хоть раз, забыть уже невозможно. Высокая, стройная, с высокой грудью, длинными вьющимися иссиня-черными волосами, густой копной рассыпанными по плечам. Чуть смуглая матовая кожа казалась нежной и шелковистой, и Илье вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, провести пальцами, ощутить ее тепло и бархатистость.  Он даже руки спрятал назад, таким сильным было желание. На слегка удлиненном лице, тем не менее, смотрелись гармонично и прямой, красивой формы нос, и немного припухшие губы, тронутые  золотистой помадой, и необыкновенно красивые глаза: миндалевидные со слегка приподнятыми вверх уголками, цвета южной ночи. Но не они поразили Илью, а то, что он увидел в их глубине. В них застыло выражение вежливого внимания и еще чего-то, и это что-то не поддавалось описанию. Оно было тревожным и опасным и, одновременно, тоскливым и безысходным. Во взгляде сквозила какая-то пугающая обреченность. Илья смотрел в эти глаза молча, чувствуя, как они завораживают его.
   Впав в ступор, Калюжный не сразу осознал, что Юлька уже давно теребит его за рукав пиджака. Опомнившись, Илья подошел к незнакомке и протянул руку, прекрасно осознавая, что с точки зрения этикета это «не комильфо», как говорят французы, но желание прикоснуться к ней пересиливало все правила хорошего тона:
- Здравствуйте, меня звать Илья Сергеевич Калюжный, - он собрал все силы, чтобы не показать своего волнения, но голос все равно предательски дрогнул.
- Екатерина Александровна Казанская, - ее голос удивительно подходил к ней: негромкий, низкий, с легкой хрипотцой. Рука, которую он пожимал, была прохладная с узкой кистью и длинными тонкими пальцами.
   От прикосновения к ней Илью бросило в жар, и он поразился тем, как эта незнакомая женщина влияет на него. Взяв себя в руки, он сделал в сторону своего кабинета приглашающий жест, и, пропустив девушку вперед, вошел следом.
   - Присаживайтесь, - Илья указал на кресло, и, дождавшись, когда она сядет, устроился напротив, - и расскажите о себе. Мне отрекомендовали вас, как высококлассного специалиста и кандидата наук. Это правда? Сколько вам лет? Что вы заканчивали? Где работали? Из какого города приехали? По какой теме писали диссертацию? Семья, дети? – забросал  Катю вопросами.
  - Мне 28 лет. Заканчивала Харьковский институт радиоэлектроники по специальности «Программное обеспечение автоматизированных систем». Сразу же по получении диплома, как одна из лучших студентов, поступила на льготных условиях в аспирантуру. Там же работала на кафедре ассистентом, затем преподавателем. Кандидатскую защищала по теме: «Разработка методов, алгоритмов, программного, математического обеспечения для проектирования интеллектуальных систем обработки аудио-, видеосигналов, естественно-языковой и аналитической информации». Два года проработала в Белграде.  Вернувшись, еще год преподавала в университете. Доцент. Уволилась по личным соображениям.
- По каким именно? – быстро спросил Илья, до этого жадно слушавший и впитывающий каждое произнесенное ею слово.
- Это не имеет значения, - тихо, но твердо произнесла Катя.
- Хорошо, оставим этот вопрос открытым. Пока, - многозначительно сказал Илья. -  Продолжайте. Вы замужем? Где ваши родители? Откуда вы родом? – Илья вдруг заметил, как при этих словах его собеседница вдруг застыла. По лицу скользнула мучительная гримаса, но Катя быстро взяла себя в руки.
- Я родилась в Москве. Отец был научным работником в закрытом НИИ, мать работала там же экономистом. Был еще старший брат. Отец и брат погибли в автокатастрофе, когда мне было пять лет. Я их почти не помню. Матери тоже давно нет в живых. По сложившимся обстоятельствам, с 12 лет жила и воспитывалась в Казани, в детском доме, там же получила другую фамилию. Родственников не имею. Семьи тоже, – на последние вопросы Катя отвечала односложно, короткими рублеными фразами, содержавшими минимум информации. Илье показалось, что каждое слово дается ей с трудом. Решив пока повременить с дальнейшими расспросами, он сказал:
- Ну что ж, как специалист, меня вы устраиваете. Я расскажу условия работы и, если они вам подойдут, будем оформляться. А пока пойдемте в отдел программирования.
   Они пошли по этажу. Илья показывал ей расположение кабинетов, рассказывал о компании, представлял сотрудникам, а сам думал, что взял бы эту женщину, даже если бы она была полным дилетантом. Взял бы на любую должность и положил бы ей министерский оклад, согласился бы на любые условия, лишь бы не упустить ее, и то, что она, судя по биографии, оказалась именно таким специалистом, какой ему был необходим, стало лишь приятным совпадением. Катя притягивала и манила его, кроме того, в ней была какая-то тайна, и он был полон решимости проникнуть в нее, во что бы то ни стало.
-  Ну, как, вас все устраивает? Вопросы, пожелания? – спросил Илья, закончив ознакомительную экскурсию.
- Все, за исключением… - Катя замялась.
- Что? Что не так? – испугался Калюжный.
- Вам сказали, что одним из моих условий было предоставление жилья и московской прописки? – она вскинула глаза на него.
- Ах, да, - Илья с облегчением вздохнул, - как раз сейчас решается этот вопрос. Где вы остановились в данный момент?
- В гостинице. Но, как вы понимаете, я не могу там жить длительный период, так как цены довольно высокие.
- Вам и не придется. Самое позднее к вечеру, я думаю, вы сможете переехать в новую квартиру, а прописать мы вас сможем уже завтра. Наша компания располагает резервным служебным жильем, предоставляемым в исключительных случаях нашим работникам. 
   Илья старался, чтобы его голос звучал убедительно и правдоподобно, но на самом деле он лукавил. О том, что надо решать вопрос о предоставлении ей квартиры, он благополучно забыл, никакого резервного жилья в компании тоже не существовало. Если требовалось предоставить работнику квартиру, то фирма просто арендовала жилье и делала «вид на жительство». Случай же с Катей был особенный. Илье почему-то захотелось, чтобы у нее было не арендованное, а свое личное жилье, а этот вопрос он мог решить только частным порядком, то есть просто купить для нее  на свое имя квартиру. В то же время, он подозревал, что Катя, узнав о том, просто откажется наотрез, и он может ее потерять, еще толком не узнав. Поэтому нужно сделать все по-умному, чтобы она ничего не заподозрила. Илья не переставал себе удивляться. Ради чужой женщины, которую он знает не более часа, покупать квартиру, выложив при этом кругленькую сумму и не зная, что будет дальше! И, тем не менее, он с готовностью шел на это, понимая, что делает, исходя из личных соображений, а не по служебной надобности.
  - Вы оставайтесь и осваивайтесь здесь пока, а к концу рабочего дня я сообщу вам адрес вашей квартиры, - сказал он Кате.
   Выскочив из отдела, Илья помчался в кабинет, натыкаясь то и дело на удивленные взгляды своих служащих, впервые видевших начальника в такой спешке.  Влетев в приемную, он рявкнул ехидно ухмыляющейся Юльке: «Меня нет ни для кого!», - и, заскочив в свой кабинет, захлопнул дверь. Схватив информационный справочник, Илья быстро нашел список агентств по недвижимости. Выбрав наиболее известнее и крупное, он начал лихорадочно набирать номер и, когда на другом конце провода отозвались, быстро и четко изложил суть проблемы.
- Приезжайте, нам есть, что вам предложить, - ответили ему.
За час до конца рабочего дня Калюжный зашел в отдел программирования. В кармане у него лежала купчая на однокомнатную квартиру в кирпичном сталинском доме на Ленинградском проспекте, но Катю он посвящать в это не собирался.
  - Ну, что ж, Екатерина Александровна, вопрос относительно вашего жилья решен успешно. Собирайтесь, поедем смотреть ведомственную квартиру, в которой вам предстоит пока жить, но предварительно заедем в гостиницу за вашими вещами. Мебели, правда, там пока маловато, но кровать, стол и пара стульев найдется. Что касается прописки, то этот вопрос тоже решен. Вы дадите мне свой паспорт, а я завтра с утра все оформлю. Если нужна еще какая-либо мебель или бытовая техника, то напишите список, а я распоряжусь.
   - Спасибо, мне больше ничего и не надо. Я привыкла к спартанскому образу жизни, - улыбнулась Катя, выходя вслед за Ильей.
   В машине они молчали. Илья надеялся, что его новая сотрудница будет расспрашивать о новой квартире, хотя бы из чисто женского любопытства, но был разочарован. Он вел машину, краем глаза наблюдая за ней, но Катя, не проронив ни звука, сидела отрешенно, глядя в одну точку. Войдя в квартиру, она равнодушно окинула ее взглядом и, повернувшись к следовавшему за ней с ее вещами Калюжному, сказала:
- Спасибо, Илья Сергеевич, меня все устраивает.
- А вы не хотели бы отметить новое назначение и новоселье в небольшом, но уютном кафе? – набрался смелости Илья. Катя вздрогнула, как от удара, в глазах мелькнула паника, но она быстро совладала с собой и ровным, спокойным голосом ответила:
- Спасибо за приглашение, но я вынуждена вам отказать, - и, заметив разочарование, промелькнувшее в его глазах, добавила,- День выдался суматошный и тяжелый. Я очень устала и хотела бы отдохнуть и выспаться.
- Тогда быть может в другой раз? – в голосе Ильи явственно слышалась надежда.
- Да, возможно, - уклончиво сказала Катя, - а сейчас позвольте мне остаться одной.
Илья, поняв, что его откровенно выпроваживают, молча кивнул и пошел к двери. Прежде, чем уйти, он обернулся к Кате и произнес не допускающим возражения тоном:
- Завтра в 8.30 я за вами заеду и отвезу на работу, - и быстро захлопнул за собой дверь, не дожидаясь ответа.
   Выйдя от Кати, Илья сразу же поехал домой. Он был сейчас не в состоянии возвращаться в офис. Этот день оказался слишком насыщен событиями. Он думал о девушке, не понимая, почему она так странно так себя ведет. «Что же было такое в ее жизни, - думал Илья, - что она сжимается от любого невинного предложения?» Он строил в уме всякие предположения и догадки, но был слишком далек от истины.                    
                                                                                      ***
- Где ты? Куда спряталась, дрянь? – голос Чудовища звучал угрожающе ласково, - Иди к папочке. Папочка хочет поиграть.
  Тяжелые шаги все ближе. Она сжалась в комочек в шкафу, понимая, что сейчас будет обнаружена. Дверца шкафа вдруг резко со стуком распахнулась. Чудовище нависло над ней всей своей тушей, затем яростно схватило за волосы и выдернуло в комнату. От боли у нее потемнело в глазах. Сокрушительный удар опрокинул ее навзничь, и наступило блаженное забытье…
   Катя, хрипло застонав, открыла глаза. Все ее тело тряслось, как в лихорадке, по спине стекали холодные ручейки пота, мокрые пряди волос прилипли к лицу. Господи! Неужели никогда не кончатся эти сны? Неужели она так и будет каждый раз просыпаться от ночных кошмаров? Его давно уже нет в живых, могильные черви сожрали вонючую плоть. Она тоже почти мертва, ибо почти каждую ночь он приходит к ней во сне, продолжая то, что не успел сделать при жизни – убивать ее медленно и планомерно, подобно киношному Фредди Крюггеру...
                                                                                   ***
   С тех пор, как Катя начала работать в компании, Илья потерял покой и сон, выискивая множество предлогов для того, чтобы хоть на минуту заскочить в программный и хоть мельком увидеть ее. Когда, на следующий день после того, как он купил квартиру для нее, он утром заехал за Катей , чтобы отвезти ее на работу, оказалось, что она уже уехала. Позднее Илья зашел к ней в отдел и спросил, почему она не дождалась его?
- Ни к чему все это, Илья Сергеевич. Я прекрасно могу добираться до работы самостоятельно, - тихо сказала Катя, а у него не нашлось аргументов, чтобы переубедить ее.
  Работу свою она действительно знала прекрасно, так что за компьютерное обеспечение он мог не волноваться. Его беспокоило сильное влечение к ней, к тому же беспокоило внутреннее состояние девушки. На людях она казалась спокойной и уравновешенной, но Илья видел, каких усилий ей это стоило. Несколько раз ему удавалось застать ее врасплох, и тогда он снова видел застывший ужас в ее глазах.
   Неоднократно Илья пытался снова пригласить девушку куда-нибудь, но всякий раз натыкался на вежливый отказ. Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Близился Новый Год, и Илье очень хотелось встретить его в Катином обществе. Наконец, он не выдержал и решил поговорить с ней начистоту.
- Юля, вызови мне Казанскую и обеспечь, чтобы во время разговора с ней меня никто не побеспокоил, - попросил он секретаря. Она проницательно взглянула на шефа, но от комментариев воздержалась, лишь кивнув в ответ.
   Когда Катя вошла в кабинет, Илья разговаривал по телефону с деловым партнером. Он коротко кивнул ей, указав на кресло. Пока длился разговор, Илья украдкой наблюдал за девушкой. Она сидела неподвижно, как изваяние, и взгляд ее был по-прежнему отрешенный, направленный в одну точку.
- Что с тобой происходит? – положив трубку, тихо просил Илья, переходя на «ты». Катя вздрогнула и, подняв глаза на шефа, непонимающе взглянула на него и вновь отвела взгляд, ничего не ответив.
- Катя, - Илья встал из-за стола, подошел к ней и присел на корточки. – Катя, посмотри на меня, пожалуйста, - попросил он.
   Она медленно, словно нехотя, подняла глаза и снова отвела взгляд. Илья взорвался.
  - Скажи, я хоть раз тебя обидел словом или поступком? Или, может быть, кто-то из сотрудников компании оскорбил тебя, унизил? Что вообще происходит? Почему при каждом моем слове ты сжимаешься так, как будто ждешь удара? Катя, ты привлекательна, к тому же умна, образованна, плюс прекрасный специалист. Ты должна нести себя по жизни гордо и независимо, смотреть свысока на нас, мужчин, но почему-то ведешь себя с точностью наоборот.  Скоро новогодние праздники, и мне хотелось бы тебя куда-нибудь пригласить, например, в Швейцарию или во Францию. Ты мне нравишься, Катя. С тех пор, как я тебя увидел, не могу думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя. Я ведь не урод, не сволочь какая-нибудь. Мне хотелось бы встречаться с тобой после работы, дарить цветы, подарки, водить на концерты, в театр, кино, в ресторан, наконец, а ты бежишь от меня, как черт от ладана. Но добро бы только от меня, тогда я мог решить, что просто не нравлюсь тебе – о вкусах не спорят. Но ведь ты так ведешь себя со всеми представителями мужского сословия. Я наблюдал за тобой все это время. Кто тебя обидел, Катя? Или это случилось раньше, до того, как ты пришла сюда? Но ведь не все мужчины – подонки! Расскажи мне, если можешь, что произошло с тобой? Отчего ты такая? – Илья произнес свой длинный монолог на одном дыхании. Катя все это время напряженно слушала его, судорожно сжимая руки, а потом вдруг беззвучно заплакала.
   Илья растерялся и испугался одновременно. Он всегда чувствовал себя неловко при виде женских слез, но видел в них некую фальшь, желание воздействовать на него не гнушаясь любыми методами, даже такими пошлыми и банальными. Но в случае с Катей все было иначе. Ее красивое  лицо исказила гримаса горестного отчаяния, она не рыдала, не всхлипывала, просто слезы текли сплошным потоком из глаз, но Катя даже не делала попытки вытереть их, сидя также неподвижно, как и раньше. Илья сделал неловкую попытку обнять ее, но, почувствовав, что девушка окаменела еще больше, бессильно опустил руки. От Катиного  безмолвного плача у него сжималось сердце, но он не знал, как успокоить, утешить ее. Почувствовав, что больше не выдержит, он заорал:
  - Юля! Юлька, черт бы тебя побрал! Быстро сюда! - Перепуганная секретарша влетела в кабинет. – Сделай что-нибудь, я тебя прошу! – в голосе Ильи явственно звучала мука.
   Юлька мигом оценила обстановку.
   - Довел девушку! – ворчливо упрекнула она шефа и выразительно кивнула на дверь. Илья, поняв ее, вышел из кабинета.
   Сидя в приемной, он невольно прислушивался к тому, что делалось за дверями, но там стояла гробовая тишина. Все время, пока Юля успокаивала Катю, он терзался от чувства вины, кляня себя за невоздержанность. Ему казалось, что это из-за его напора девушка расплакалась.
  Юлька появилась минут через пятнадцать, когда Илья уже совсем извелся от ожидания. Лицо ее было пасмурным.
   - Что там? Она что-нибудь рассказала? Объяснила?– спросил он, тревожно заглядывая ей в глаза.
   Юля подошла к окну и, обхватив себя за плечи, как будто ей вдруг стало очень холодно, молча застыла, глядя на улицу. Илья напряженно ждал. Наконец, она повернулась к нему, и он поразился тому, как изменилось выражение ее лица, а особенно глаз, всего за короткое время, пока она была с Катей, в них исчезла та неповторимая искорка лукавства и озорства, которая нравилась Илье еще со школы. Ее глаза, казалось, потухли, в них осталось только выражение бесконечной усталости.
  - Все плохо, Илья. Ты даже представить себе не можешь, до чего все плохо. Впрочем, я тоже не могу. Просто чувствую. Она ничего не сказала, но я кое-что поняла. В институте мы проходили тему насилия и последствий этого. Так вот, из того, что я увидела, могу тебе сказать наверняка: она подвергалась насилию. Видимо, давно. Это сломало ее, Илья. Сильно сломало. К тому же, ты обратил внимание на то, как она одевается? Все время брюки и свитера с воротом под горло. Скорее всего, для того, чтобы скрыть какие-то шрамы или отметины на теле. Ей нужен хороший психотерапевт, желательно, обладающий навыками гипноза. Только с его помощью можно попытаться вывести ее из этого состояния. И не лезь к ней со своими страстями, - при этих словах Илья обиженно покосился на нее, - Не дуй губы. Я же вижу, как ты смотришь на нее. Но, пойми, это сейчас для нее самое худшее, что можно представить. Если моя догадка верна, то любой мужчина для нее – злейший враг, источник смертельной опасности. Да-да, я не оговорилась! Именно смертельной, потому что такие люди способны даже на суицид. Помоги ей, Илья! Я знаю, что ты можешь, - добавила она просительно.
   - А что я могу? Где здесь в Москве есть такой специалист, которому я смог бы доверить ее? Может быть, ты подскажешь? – он выжидательно посмотрел на Юлю.
  - Подскажу. Есть такой специалист, но не в Москве, а в Нью-Йорке, и ты его хорошо знаешь.
   - Джошуа! – лицо Ильи просветлело.
   - Именно. Действуй, Илья. Время играет против тебя – оно и так слишком упущено, поэтому, чем быстрее ты примешь меры, тем больше вероятность, что ей смогут помочь. И… - Юля замялась.
   - Что?
   - Обдумай каждый шаг, чтобы не совершить непоправимой ошибки. Ты не имеешь на нее право, если действительно Катя что-то значит для тебя.
   - Слишком много. Ты даже не представляешь, что она для меня значит. Я и сам не представлял до сегодняшнего дня. Думал, просто нравится сильнее, чем кто-либо. А сейчас… Сейчас у меня два желания: защитить ее, помочь любыми силами, и, если то, что ты рассказала, хоть немного соответствует истине, найти и удавить этих подонков собственными руками за то, что они с ней сделали. – Илья кивнул ей и вошел в кабинет.
   Катя уже не плакала. Бледная и застывшая, она сидела в той же позе, в какой он ее оставил. Услышав, что дверь открылась, она медленно перевела взгляд на вошедшего Илью. На ее губах появилась вымученная виноватая улыбка.
   - Извините меня, я не хотела вот так расплакаться, - почти прошептала она.
   - Не извиняйся, я сам виноват. Это ты прости меня, Катюша, - внезапно севшим голосом произнес Илья. – Я сейчас отвезу тебя домой, ты сегодня отдохнешь, а завтра выйдешь на работу. Выйдешь? – Катя благодарно кивнула и поднялась.
                                                                              ***
  Она не успела поднять руки, чтобы защитить лицо. Удар был внезапным и мощным. Кровь с разбитого носа и треснувшей груди хлынула на подбородок, затем на старенький выцветший халатик. Она закричала от боли. Чудовище радостно осклабилось.
  - Ну, что, тварь, теперь ты поняла, кто хозяин твоей жизни? Я могу убить тебя в любую секунду, но простой смерти тебе не видать. Я буду отрезать от тебя маленькие кусочки, наслаждаясь твоими воплями, и никто тебе не поможет. Я буду иметь тебя, когда захочу и куда захочу, а когда ты подохнешь, скормлю тебя бродячим псам.
   Ее худенькое избитое тельце сотрясала крупная дрожь, плакать она уже не могла, только хриплые стоны вырывались время от времени из горла.
- Заткнись, сучка, иначе я забью тебе бутылку в пасть, - она судорожно прижала тоненькие ручки-прутики к разбитому рту, не обращая внимания на саднящую боль, лишь бы еще больше не разозлить Чудовище.
   Отхлебнув из бутылки несколько дешевого пойла, оно окинуло мутными поросячьими глазками на скрюченную в уголке детскую фигурку. В них появился похотливый блеск. Ему нравилось насиловать ее тогда, когда она истерзана и деморализована, начисто лишенная возможности сопротивляться. То-то. А поначалу-то как визжала и кусалась! Звереныш, да и только. Когда он грохнул ее мамашу, то это сучье отродье вздумало угрожать ему! ЕМУ! Но теперь он ее укротил и может делать с ней все, что захочет. А сейчас он хочет…
   …Чудовище  насытило свою похоть и заснуло. Она знала, что это ненадолго. Через несколько часов оно проснется, и кошмар повторится. Он будет повторяться вновь и вновь, пока она не умрет. Но ей нужно выжить, во что бы то ни стало, чтобы отомстить за мать и за себя. Эта мысль была единственной, она же и помогала ей бороться за свою такую недолгую, но наполненную ужасом и болью жизнь. Остатки сил таяли с каждым днем. Еще немного, и их не останется совсем. Она решилась.
   Бежать! Вырваться из этого логова, даже если это будет последнее, что она успеет сделать. Мучительно болело тело, хотелось пить. От голода и побоев она ослабела настолько, что не могла ходить. Чудовище не утруждало себя заботой о ее пропитании. В углу стоял наполовину опустошенный таз с затхлой водой (иногда ей швыряли заплесневелые черствые огрызки хлеба, которые казались  лакомством). Она с трудом подползла к нему и сделала несколько глотков, отдышавшись, поползла к входной двери. Чудовище всегда запирало ее на ключ, но оно не знало, что за обувной тумбой в щели между плинтусом и стеной лежал еще один ключ. Много раз она хотела бежать, но страх перед Чудовищем пересиливал. Сейчас ей стало уже все равно. Это был единственный шанс и, если ей не повезет, то жизнь ее, скорее всего, на этом закончится.
   Она выудила из мусора, которым густо был усыпан пол, горелую спичку и подцепила ключ, с трудом дотянувшись до замочной скважины, которая по счастью располагалась достаточно низко, вставила его и повернула. Навалившись из последних сил на дверь, распахнула ее и выползла на лестничную площадку. По лестнице кто-то поднимался…
                                                                                  ***
   
С Борисом Кравцовым Илья познакомился в тренажерном зале, куда частенько наведывался, чтобы не потерять форму. Борис работал в следственном отделе ГУВД  области, расположенном в Никитском переулке. Илье он нравился тем, что никогда не изображал из себя «крутого мента, который-всех-вас-сейчас-сделает», держался просто и дружелюбно.
   Отвезя Катю домой, Илья прямо из машины позвонил на мобильный приятеля.
   - Здорово, дружище! Как жизнь? Минута свободная найдется? – произнес он, услышав в трубке знакомый быстрый говорок: «Кравцов слушает».
   - Привет Илюха, давненько тебя не слышал. Ты по делу или на фуршет пригласить? – в голосе Бориса послышалась радость.
   - По делу Боря, по делу. По очень серьезному делу. Если ты не поможешь, то вряд ли кто-нибудь другой поспособствует.
   - Что случилось? – Борис сразу посерьезнел. – Наезжает кто?
   - Не телефонный разговор.  Встретиться бы на нейтральной территории.
   - Я через час буду у Никитских ворот. Подъезжай туда, сможешь?
   - Конечно!
   - Тогда до встречи, - и Борис отключился.
   …Илья уже минут пятнадцать ждал в условленном месте, поминутно посматривая на часы, когда перед его «Хаммером» с визгом и скрежетом затормозил старый раздолбанный желто-синий милицейский рыдван, из которого выскочил Борис.
   - Ну, привет поближе, - протянул он руку Илье. Мужчины обменялись рукопожатием.
   - Ну и машина у вас! Прямо чудо отечественного машиностроения! – подначил Илья.
   - Ну, не всем же на «Хаммерах» разъезжать, - в тон ему ответил Борис. – Что стряслось? Рассказывай. Только пошли к тебе в машину. Мороз нынче что-то придавил, а у меня печка еле пыхтит.
    Они сели в джип, и Илья поведал все, начиная со странного поведения Кати и заканчивая предположениями Юлии на ее счет. Борис прерывал его время от времени, уточняя некоторые нюансы.
   - Понимаешь, я не уверен ни в чем. Юлька, как психолог, считает, что Катя подвергалась насилию. Но в каком возрасте это было, если это действительно так? Заводилось ли по этому поводу уголовное дело? Да и вообще, настоящую ее фамилию я не знаю, а она вряд ли скажет. В общем, что посоветуешь, друг?
   - Знаешь, Илья, мне кажется, что я знаю, о каком случае идет речь. Если это то, о чем я думаю, то было это шестнадцать лет назад. Я тогда только после института пришел стажером на Петровку.
   - Шестнадцать? Но тогда получается, что она совсем ребенком еще была? – ужаснулся Илья.
   - Ты погоди пока делать какие-либо выводы. Я только предполагаю, но пока ни в чем не уверен. Для того, чтобы сказать что-то наверняка, мне надо покопаться в архиве. Я позвоню тебе, как что-то проясню. А ты, если можешь, сделай фотографию ее. В деле были фотографии потерпевшей. Правда, там ребенок, а сейчас взрослая женщина, но я дам нашим спецам для сравнения, и они определят, один и тот же человек или…
- Да мне и фотографировать ее не надо. Она Юльке приносила фото на документы, так что возьму там.
- Отлично, тогда до встречи.
   Борис позвонил в январе:
- Ты можешь подъехать в Управление? – спросил он.
- Когда?
- Прямо сейчас. И фотографию не забудь. Позвони мне с проходной, и я тебя встречу.
- Мчусь!
   Когда Илья подъехал, Борис уже ждал его на проходной.
- Я расскажу тебе то, что знаю, так как дело не имею права дать тебе прочесть.  А потом посмотришь  фотографии жертвы. Учти, зрелище не для слабонервных, - сообщил он, когда мужчины вошли в кабинет. – Кстати, а ты привез фото ее сегодняшней?
- Конечно, - Илья извлек из внутреннего кармана пиджака картонный квадратик и положил на стол.
- Я и без экспертов могу сказать, что это она, - сказал Борис, рассматривая изображенную на снимке девушку. – Гнусная была история, Илья. Когда вскрылось все это мерзопаскудство, то сами наши озверели и хотели грохнуть эту сволочь, да начальство вмешалось. В общем, жила-была одна московская семья Остряниных: Александр - отец, Тамара - мать, сын Алексей десяти лет и пятилетняя дочь Катя…
  Илья слушал молча.
…Вдова так и не смогла оправиться после похорон мужа и сына. Она стала выпивать: сначала время от времени, потом все чаще и чаще. Дочерью при этом она интересовалась постольку поскольку. В НИИ, заметив, что Тамара каждый день приходит с перегаром, держать ее не стали, так как организация слишком серьезная. Лишившись работы, она стала пить еще больше. Пропив все сбережения, обменяла свою довольно неплохую квартиру на комнату с подселением в Медведково. Доплату, естественно, постепенно тоже почти всю потратила на спиртное.
   Соседкой у нее была старуха Ухватова, единственный сын которой Николай отбывал очередной срок за разбойное нападение. В сущности, она и пригрела девочку, подкармливая ее на свою весьма скудную пенсию, покупала дешевенькую одежду и обувку, так как мать Кати к тому времени почти не просыхала от пьянства. И в школу ее тоже отвела Ухватова.
   Кате исполнилось десять лет, когда вернулся из колонии Николай. Сначала он вел себя довольно тихо, но потом стал все чаще захаживать к соседке и вместе с ней пить. Иногда у них случались потасовки, тогда Катя и старуха под шумок проскальзывали на улицу и сидели во дворе до тех пор, пока «голубки» не утихомирятся. Николай и не думал устраиваться на работу, промышляя время от времени мелким воровством. Но чаще всего он не утруждал себя даже этим, предпочитая пить за счет сожительницы. А Тамара, чтобы раздобыть денег на выпивку, иногда бралась за поденную работу, но в основном попрошайничала у метро.
   Через год в апреле старуха умерла. Единственным человеком, который искренне горевал о ее смерти, была Катя. Ухватова незадолго до смерти позвала девочку к себе и вручила пакет.
   - Здесь деньги на мои похороны, деточка. Не хочу сыну отдавать – пропьет. Как умру, иди в райсобес, спроси Варвару Федоровну. Деньги ей отдай и скажи, чтобы сделала все, как надо.
   - Не надо так говорить, бабулечка! – заплакала Катя, обнимая ее. – Как же мне без тебя-то? Кому я буду нужна?
   Старуха погладила ее сухой морщинистой рукой.
   - Не плачь, дитятко, все мы смертны. Я свое прожила. Вот без мужа рано осталась, работала, как каторжная, старалась сына обеспечить, а он с плохой компанией связался и теперь все по тюрьмам. Отрезанный ломоть Колька-то. А ты, Катюша – мое утешение в старости. Только закончился мой век. Об одном душа болит: что с тобой будет? Ты Кольку остерегайся. Зверь он. Лютый зверь. Сейчас еще терпимо, а кто знает, что будет дальше. Я-то знаю, какой он. Боль любит причинять тем, кто слабый, - наказывала она Кате.
   На похоронах за гробом Ухватовой шли только Варвара Федоровна и Катя. Николай же с Тамарой беспробудно пили горькую и, находясь в пьяном угаре, толком даже не понимали суть происходящего.
   Спустя некоторое время после смерти старухи, в квартире жить стало совсем невыносимо. Николай напивался и зверски избивал сожительницу. Все чаще перепадало и Кате. Она стала приходить с синяками. Вера Андреевна – классный руководитель девочки – жалея ребенка, несколько раз пыталась поговорить с Тамарой, но все было тщетно. Тогда она устроила Катю на «продленку», где ее ученица могла и поесть, и сделать уроки, и просто отдохнуть от «домашнего уюта». И двенадцатилетие Катя тоже отметила в школе.
   Начались летние каникулы. Дети радостно предвкушали три месяца отдыха от школы. Только не Катя. После смерти старухи Ухватовой только в школе девочка получала передышку. К дракам и попойкам прибавилось еще одно, и это последнее было опаснее всего.  Катя начала взрослеть. Это не укрылось от Николая. Все чаще он пристально с прищуром смотрел на нее, скользя взглядом по только начавшей формироваться фигурке, задерживаясь на едва обрисовывающейся груди. Кате становилось неловко и страшно под этим взглядом. И наконец…
   Эта ночь стала для Кати началом кошмара, продлившегося почти три месяца.  Она проснулась от того, что сверху на нее навалилось что-то тяжелое, сопящее и источавшее запах перегара и давно немытого тела, чьи-то руки жадно шарили по ее туловищу. Катя в паническом ужасе закричала и ужом выскользнула из-под него, но сожитель матери – а это был он – успел поймать ее и снова повалить на кровать, придавив собой. Девочка яростно сопротивлялась, визжа и кусаясь, но Николай, не обращая на это внимания, крепко ухватил ее за запястья рук, продолжал свое дело. Внезапно Катя почувствовала резкую боль между ног и дико завыла.
   В этот момент в комнату влетела уже протрезвевшая Тамара, которую, видимо, разбудили крики дочери, и, увидев, что сожитель насилует девочку, с криком кинулась на него. Так и осталось невыясненным, что побудило ее вмешаться: то ли взыграли материнские чувства, то ли собственнические инстинкты, а сама Тамара уже не могла сказать. Николай в ярости, что ему помешали, вскочил и мощным ударом в лицо свалил ее. Падая, Тамара ударилась виском об угол стола. Смерть наступила мгновенно.
   Николай, даже не взглянув на оставшуюся лежать неподвижно женщину, опять взялся за девочку, которая от боли совсем перестала сопротивляться. Лишь завершив начатое, негодяй поднялся и повернулся к по-прежнему не подающую признаков жизни сожительницу.  Увидев широко открытые мертвые глаза и стекающую по виску тоненькую струйку крови, он, поняв, что убил Тамару, сплюнул и грязно выругался.
   - Сука! Сдохла, сука! – он злобно пнул неподвижное тело. Голова безжизненно перекатилась. Убийца повернулся к Кате, которая, услышав его слова, перестала плакать и в ужасе переводила взгляд с него на мертвую мать. Николай мгновенно подскочил к девочке. –  Пикнешь кому-нибудь – с тобой будет то же самое! – зашипел он.
  -  Я в милицию пойду, - прошептала она, - Я расскажу им, что ты убил маму, и тебя посадят в тюрьму.
  - Что? Что ты сказала? Ах ты тварь малолетняя! Угрожать? Мне?! – Николай с размаху дал ей пощечину. Катя вскрикнула и схватилась за щеку. От этого вскрика он озверел, накинулся на девочку и начал избивать до тех пор, пока она не потеряла сознание.
   Ярость его за это время поутихла, уступив место трезвому расчету. Необходимо было срочно избавиться от тела, но девчонка могла очнуться в любой момент и позвать на помощь, а этого нельзя было допустить. Николай поискал веревку, но не нашел, тогда он порвал на полосы тряпку, бывшую некогда простыней, и крепко связал Катю по рукам и ногам, оставшиеся куски скомкал и затолкал ей в рот.  Проделав эти манипуляции, Николай сдернул с кровати старое шерстяное одеяло, расстелил на полу и, перекатив тело Тамары, тщательно завернул труп в него, затем взвалил страшную поклажу себе на плечо и, крадучись, выскользнул из квартиры.
   Вернулся он спустя несколько часов. Катя к тому времени уже пришла в себя и со страхом следила за ним, но Николай, казалось, не обращал на девочку ни малейшего внимания.  Он вышел из комнаты, но почти сразу вернулся, держа в руке початую бутылку дешевого портвейна. Сев на колченогий табурет, поднес горлышко ко рту и сделал несколько больших глотков, только после этого, прищурившись, взглянул на Катю. Девочка, по-прежнему связанная, с кляпом во рту не сводила с него глаз. Он протянул руку и вытащил тряпку, освободив ей рот.
   - Жить хочешь? – хрипло спросил Николай и, не дождавшись ответа, продолжал. – Мать твою я грохнул случайно, но теперь ничего не попишешь. В тюрьму снова не пойду, поэтому предупреждаю: если хочешь жить, то молчи и делай то, что я скажу, тогда я, может быть, оставлю тебя в живых. А иначе придушу. Поняла?
   Катя неуверенно кивнула. С той минуты жизнь ее превратилась в ад. Являясь по натуре садистом, Николай получал огромное удовольствие, мучая и истязая свою жертву. Ему не достаточно было только насиловать девочку. Он хотел, чтобы та испытывала боль постоянно, ежесекундно, день за днем превращая ее в покорное, забитое существо. Подонок измывался над Катей днем, когда соседи были на работе и не могли слышать ее криков. Уходя куда-нибудь, он по-прежнему связывал девочку, чтобы она не сбежала в его отсутствие. Тамарой и ее дочерью никто не интересовался. Только раз соседка при встрече с ним спросила, почему их не видно, на что Николай ответил, мол, каникулы у девчонки, вот и поехали в другой город к родственникам. Больше вопросов ему никто не задавал…
         - Не решись Катя на побег, - продолжал Борис, - то вряд ли ей удалось бы выжить. У нее хватило сил, воспользовавшись тем, что этот боров был слишком пьян и заснул, не связав ее, выбраться из квартиры. На ее счастье в тот момент с работы раньше времени возвратилась соседка. Она-то и увидела девочку. Сразу же вызвала медиков и милицию. Катю увезли в Склиф, а этого гада взяли прямо с постели, еще тепленького. Девочка была в ужасном состоянии. Кроме многочисленных синяков и ссадин, покрывающих ее тельце, врачи обнаружили у нее множественные внутренние и внешние разрывы половых органов и сфинктера. К тому же, она была очень истощена. Этот ублюдок почти не давал ей пищи, кидая, как собаке, малопригодные для еды объедки.
   Ухватову предъявили обвинение по шести статьям, включая и непредумышленное убийство сожительницы, которую он зарыл в посадке недалеко от дома, и приговорили к 15 годам заключения в ИТК строгого режима, но, спустя две недели после этапирования в колонию, его нашли задушенным. Виновного не нашли.
   Катя лежала в больнице два месяца, но, если телесные раны зарубцевались, то о душе этого сказать было нельзя. Ею, правда, занимались психиатры, но так и не смогли до конца излечить израненную детскую душу. Тогда, они посоветовали увезти девочку, в надежде, что смена обстановки благотворно повлияет на нее и поможет поскорее забыть все. Ей даже сменили фамилию, но, видимо, Катя так и не смогла оправиться до конца. Вот, посмотри фотографии. В таком состоянии она была, когда ее нашли, - Борис пододвинул Илье плотный конверт.
   На протяжении всего рассказа Илья сидел молча, обхватив голову руками, физически ощущая ту боль, которую испытывала Катя. Увидев на снимках истерзанное тельце ребенка и представив себе то, что эта сволочь вытворяла с ней, он глухо и мучительно застонал.
   - Я об одном жалею, Боря, что этот грязный педофил сдох. Если бы он был жив, то я не пожалел бы никаких денег на то, чтобы его предали лютой и мучительной смерти, чтобы пытали. Отрезая по маленькому кусочку, да так, что он стал бы мечтать о смерти, как об избавлении.
   - Увы, дружок, это невозможно, поэтому и говорить не о чем. Твоя задача теперь – это помочь Кате. Позвони этому своему американцу, раз есть возможность, а я со своей стороны, кажется, сделал для тебя все, что мог.
   С психотерапевтом Джошуа Олдбрайном Илья познакомился в Нью-Йорке на вечеринке, устроенном американским коллегой по поводу рождения сына. Мужчины сразу же почувствовали взаимную симпатию. Джош был афроамериканцем. Поговаривали, что он знает магию вуду, но, вероятнее всего, это были всего лишь неподтвержденные ни чем и ни кем слухи. Но в том, что он был выдающимся специалистом в области психиатрии и психотерапии, сомнений ни у кого не возникало. Джошуа имел обширную частную практику и реабилитационную клинику за городом, больше похожую на элитный дом отдыха.
   Именно Джошу позвонил Илья. Американец сразу же узнал его.
   -  Эллиа! Я рад тебя слышать! – называя Илью на американский манер, воскликнул он. – Когда увидимся, приятель?
   - Я тоже рад тебя слышать. А увидимся, возможно, скоро. Проблема есть, друг. И если ты не поможешь, то вряд ли поможет кто-либо.
   - Рассказывай, - потребовал врач. – Если это в моих силах, то, несомненно, помогу.
    Илья, не вдаваясь в подробности, изложил историю Кати.
   - Привези ее, - не колеблясь сказал Джошуа, выслушав его. – Случай трудный. Если бы ею занимались сразу так, как нужно, то за месяц, от силы, два, она бы пришла в норму. А так все очень запущено. С девушкой придется заниматься очень долго. Возможно, полгода, а то и больше. Ты готов к этому?
   - Я согласен на все, лишь бы вытащить ее.
   - Ты любишь ее?
   - Не знаю. Я как-то не задумывался над этим. Просто помня, что этот грязный поддонок сделал с ней, и что она до сих пор находится под воздействием прошлого, я не могу сидеть, сложа руки, и смотреть, как она мучается.
   - Не лги ни себе, ни мне, Эллиа. Если бы ты не питал чувств к этой девушке, то вряд ли стал бы с таким пылом заниматься ее судьбой. Прости, друг, но я все-таки неплохо успел узнать тебя. Ты несколько эгоистичен. Впрочем, дело не в тебе, а в ней, поэтому еще раз повторяю, чтобы ты привез ее ко мне, причем, как можно скорее.
    Поговорив с Джошуа, Илья задумался. Предстояло самое трудное: сказать Кате о том, что он все знает и уговорить ее лечь в клинику. Реакция девушки могла быть непредсказуемой. Калюжный решил посоветоваться с Юлей.
- Терпение и такт, - выслушав его, сказала она. – Уговаривай мягко, но не сдавайся. Она будет сопротивляться, но ты должен настоять на своем.
   - Позови ее, - попросил Илья.
   Войдя в кабинет Калюжного, Катя нерешительно остановилась на пороге. Не подчиниться шефу она не могла с точки зрения субординации, но, в то же время, еще свежо было воспоминание о последнем разговоре с ним. Его напор и откровенное желание обладать ею Катя явственно увидела в его глазах, и это пугало ее. Но еще больше девушку угнетало то, какие чувства он вызывает у нее самой. Илья ей нравился, ее влекло к нему с непреодолимой силой, но она не могла отдаться этому чувству. Память услужливо напоминала ей о прошлом. «Ты – грязная шлюха, - шептал ей внутренний голос, подозрительно напоминавший голос Чудовища из ее детства, - ты в дерьме. Если он узнает, какая ты дрянь, то возненавидит тебя». Катя содрогалась от этих мыслей. Нет, нельзя, чтобы Илья узнал, какая она на самом деле, иначе он будет презирать ее. К тому же, кто может поручиться за то, что он не станет проделывать с ней тех гнусностей, и не причинит той физической и душевной боли, как Тот? Она не сможет еще раз пережить этот кошмар. Достаточно того, что Чудовище продолжает приходить к ней почти каждую ночь во сне.
   Илья смотрел на вошедшую девушку и видел бурю чувств, отражающуюся на ее лице. Он по-прежнему не знал, как заговорить с ней, как сказать, что ему все известно, и уговорить ее лечь в клинику. Пауза затягивалась. Наконец, спохватившись, что Катя до сих пор стоит в дверях, Калюжный произнес:
   - Здравствуй, Катюша, пройди и сядь. Мне надо поговорить с тобой, причем разговор будет серьезный и, вероятно, долгий.
   Катя покорно прошла к креслу и присела на краешек. Илья пристально смотрел на девушку, не произнося больше не слова. Чувствуя себя неуютно под его взглядом, она не выдержала и тихо спросила:
   - Я не устраиваю вас, как работник?
   - Нет, что ты! Совсем наоборот! Дело в другом, - Илья встал, подошел к двери, запер ее изнутри на ключ и повернулся к Кате. Она вжалась в кресло, съежилась, вцепилась побелевшими пальцами в подлокотники и всем своим видом напоминала затравленного зверька. В расширившихся от ужаса зрачках плескалась паника, в лице – ни кровинки, губы предательски дрожат. Этого Илья перенести не смог.
   - Господи, Катя! Не смотри на меня так, словно я злодей-насильник и сейчас кинусь на тебя! Я не монстр, поверь мне! Тебя пугает то, что я запер дверь? Но это лишь для того, чтобы никто – слышишь? – никто не посмел помешать нашему разговору.
   Видя, что Катя не реагирует на его слова, он снова отошел к своему столу.
   - Видишь, я даже стараюсь держаться от тебя подальше, чтобы ты перестала бояться меня. Посиди пока, успокойся, а я, чтобы не смущать тебя, займусь своими делами. Сейчас, пока ты в таком состоянии, начинать разговор, ради которого я пригласил тебя, бессмысленно. Но отложить на другой день его я тоже не могу – не те обстоятельства. Обещаю тебе, что ты выйдешь из этого кабинета целая и невредимая, точно такая же, какой вошла несколько минут назад. Поэтому, если хочешь, чтобы этот момент наступил быстрее, то в твоих интересах поскорее прийти в норму. – С этими словами Илья отвернулся от нее и погрузился в чтение документов.
   Катя пребывала в смятении. С одной стороны, умом она понимала, что в данный момент все ее детские страхи не обоснованны, но с другой – прошлое цепко держало ее, сжимая железное кольцо объятий. Оно душило и не давало расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Время продолжало отсчитывать минуты, неумолимо приближая ее к моменту принятия решения. Наконец, неимоверными усилиями она заставила себя успокоиться. Глубоко вдохнув, Катя подняла глаза на Калюжного.
   - Илья Сергеевич, - он мгновенно повернулся, - Я…я готова выслушать вас.
На лице Ильи отразилось облегчение.
  - Я рад, - просто сказал он. – Катя, я хочу сразу предупредить тебя о том, что разговор этот будет трудным, прежде всего, для тебя, так как ты должна будешь не только услышать от меня то, что, возможно, предпочитала бы никогда не слышать, но и принять очень сложное решение, от которого, я думаю, зависит вся твоя дальнейшая жизнь.
   Говоря это, Илья внимательно следил за реакцией девушки. Он видел, как напряженно слушала его Катя, как мучительно исказилось его лицо при последних его словах, но решил не давать ей передышки.
- Мне стало известно обо всем, что случилось с тобой в детстве, - без обиняков заявил он. Катя при этих словах дернулась, как от пощечины. В ее глазах вновь появилось то затравленное выражение, которое так боялся увидеть Илья. Вдруг она с криком вскочила и заметалась по кабинету, как будто забыла, где выход, затем подскочила к дверям и стала лихорадочно дергать ее, пытаясь открыть, хотя знала, что она заперта.
   Илья одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее их, и крепко обхватил девушку. Катя, казалось, обезумела, она истерически завизжала и принялась вырываться, но он лишь крепче прижал ее к себе.
   - Катя, Катя, успокойся, девочка, тебе никто не причинит зла, - уговаривал он ее.
   Катя, казалось, не слышала его. Ее сопротивление продолжалась несколько минут, но силы были неравны. Вскоре Илья заметил, что она ослабла и начала стихать в его объятьях. Слегка отстранив девушку, он  заглянул ей в глаза и увидел, что они полны невыразимой мỳки, как будто, она испытывает сильнейшую боль. Калюжный, на этот раз мягко, снова привлек к себе Катю и начал легонько поглаживать ее по плечу. Он чувствовал, как она дрожит, слышал судорожные всхлипы, но, ничего не говоря, продолжал удерживать ее.
   Вдруг Илья услышал, как Катя что-то быстро прошептала.
- Что? – переспросил он, - Что ты сказала?
- Я прокаженная, - четко и громко на сей раз произнесла она. – Я нечистая. Я не могу вызывать никаких других чувств, кроме отвращения и презрения.
- Что за бред?! – ужаснулся Илья, – Кто тебе это внушил?
- Никто. Я сама знаю.
   Илья мысленно чертыхнулся, в который раз желая Ухватову вечно гореть в преисподней.
  - Катя, - позвал он. Девушка не поднимала головы. – Катя, посмотри на меня. 
    Она подняла глаза, и Илья увидел, что они были абсолютно пусты и лишены всякого выражения. Он даже застонал от отчаянья. Предвидя, что разговор будет трудным, Калюжный ожидал взрыв эмоций, истерику, - все что угодно, только не вот эту мертвенную отрешенность и полное безразличие. Илья задохнулся от переполнявшей его жгучей ярости и ненависти к тому подонку и, одновременно, от мучительной жалости к искалеченной и изломанной душе этой девушки.
  - Катя, в том, что случилось, нет, и не может быть твоей виды. Ты была слабым и беззащитным ребенком и не могла еще постоять за себя. Этот подонок надругался над тобой, но он сдох, понимаешь? Давно сдох! А ты жива, вопреки всему. И должна не просто дышать, а наслаждаться этой жизнью, получать те блага, которые она может дать. Не смей говорить, что ты запятнана! Твоя душа осталась чистой и непорочной, а изломы и раны в ней можно вылечить. Именно для этого я позвал тебя. Сначала, когда я впервые увидел тебя, то почувствовал интерес и влечение. Ты мне понравилась, как женщина. Не скрою, мне хотелось более близких отношений. Но твое поведение через некоторое время стало внушать мне подозрение. Тогда я позвал тебя в кабинет, чтобы поговорить откровенно. Мне не нужно напоминать тебе, чем закончился этот разговор. Юля – мой секретарь – психолог по образованию. Она-то первая и дала мне понять, в чем может быть причина. Через своего знакомого из УВД мне удалось все узнать. Видишь, я ничего не скрываю от тебя, полностью раскрывая карты.
   Катя была похожа на испуганного ребенка, ожидающего неминуемой кары за нехороший проступок и боящегося поверить, что взрослые не сердятся на него. Отрешенность исчезла, уступив место страху, недоверию и… затаенной надежде.  Он продолжал:
   - Узнав правду, я позвонил в Америку своему хорошему знакомому и обрисовал ему ситуацию. Джошуа – замечательный специалист. Он хочет, чтобы ты приехала в клинику, и берется тебе помочь. Нужно только твое согласие.
  - Но у меня нет столько денег, чтобы оплатить лечение за границей, - это были первые нормальные слова, произнесенные Катей.
   - Лечение бесплатное, - солгал Илья, пытаясь придать голосу максимум убедительности. Она недоверчиво покосилась на  него. – Джош заинтересовался твоим случаем. Он иногда лечит пациентов бесплатно. Если хочешь, сама спроси при встрече.
  - А зачем вы все это делаете для меня? – тихо спросила девушка.
  - По многим причинам, но сейчас не лучшее время, чтобы обсуждать их. Просто доверься мне.
   Катя помолчала, затем нерешительно кивнула…
  Лечение было долгим и трудным. В первое время Джошуа запретил Илье приезжать. Тот безумно тосковал, но не посмел нарушить запрет, боясь навредить лечению. Ему оставалось только регулярно звонить в клинику, справляясь о самочувствии Кати.
   Наконец, спустя четыре месяца, Джошуа разрешил ему навестить девушку. В ближайшие же выходные Илья прилетел в Америку. Приехав в клинику, он, прежде всего, зашел к приятелю, хотя ему не терпелось увидеть Катю.
- Как она, Джош?
- Сейчас уже намного лучше. Я думаю, ей не повредит встреча с тобой. Возможно, даже пойдет на пользу. Только прошу тебя помнить, что Кэт не выздоровела окончательно – она лишь на пути к выздоровлению, поэтому разговоры все должны быть на нейтральные темы.
- Хорошо. Я понял.
  В этот день впервые за последние две недели постоянных дождей выглянуло солнце. Июнь только начинался. Катя сидела на веранде в кресле-качалке, с наслаждением вбирая в себя первое летнее тепло. Внезапно сзади нее открылась дверь, и Катя обернулась. Элис – темнокожая сестра милосердия, хитро прищурившись, сказала:
- К вам гость, Кэтти.
- Кто? – испугалась девушка, но Элис уже скрылась за дверью, а на ее месте возник улыбающийся Илья, неся впереди себя огромный букет нежно-кремовых роз.
- Вы?!– изумилась она, а на ее щеках заиграл румянец- Это так неожиданно!
- Здравствуй, Катюша! Это тебе, - сказал Калюжный, протягивая ей букет.
- Спасибо! Он очень красивый, - Катя с восхищением вдохнула нежный аромат. – Вы знаете, а мне еще никто не дарил цветы, - призналась она, робко улыбаясь.
- В таком случае, тебе каждый день будут доставлять свежий букет, а ты будешь знать, что это от меня, - пообещал Илья.
- Что вы! Не нужно!
- Почему? – удивился он.
- Может быть, я не права, но мне кажется, что, если получать что-то красивое и хорошее каждый день, то перестаешь ценить это. Оно становится обыденным, и не получается праздника.
- А я и не подумал об этом. Что ж, мне просто хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, Но давай лучше пройдемся по аллее и поговорим о том, как тебе здесь живется, если не возражаешь.
- Да, конечно.
  Илья пропустил Катю вперед. Пока они шли к выходу на улицу, он отметил и мысленно порадовался тому, как сильно изменилась девушка за это время. Она стала уверенней держаться, разговаривала свободно и легко, из глаз исчезло затравленное выражение. Они долго бродили по тенистым аллеям парка, Катя расспрашивала Илью о Москве, о работе, а он ее – о жизни в клинике. Наконец, пришло время прощаться. Илья взял руку девушки и поцеловал ее, гадая: отнимет или нет? Катя руки не отняла, только задумчиво смотрела на него. В ее глазах застыл невысказанный вопрос. Илья заметил это.
  - Ты хочешь что-то спросить?
  - Да… Нет… Я лучше потом… - заколебалась девушка.
  - Катя! – с упреком произнес Илья. – Ты хочешь, чтобы я терзался всю ночь?
Девушка нерешительно помялась, но, внезапно решившись, выпалила:
- Почему вы так долго не приезжали? Не хотели меня видеть?
- Господи, Катя! Да я извелся, не видя тебя столько времени! Будь моя воля, то я бы вообще оставался здесь на все время твоего пребывания в клинике, лишь бы иметь возможность видеть тебя каждый день! Это Джошуа  категорически запретил мне приезжать, пока не минует кризис.
Глаза девушки радостно засияли:
- Значит, вы не забыли меня?
- Скажи, разве можно забыть дышать? – она отрицательно покачала головой. – Вот видишь! А ты для меня – тот воздух, которым я дышу. Поняла?
- И вы будете приезжать ко мне?
- Чаще, чем ты думаешь.
                                                                                 ***
   Чудовище приближалось. Катя сжалась от страха. Вдруг рядом с ней появился еще кто-то. Чернокожее лицо было суровым, но глаза смотрели на нее ласково и ободряюще.
- Бей! Ударь его со всей силы! – услышала она его властный голос.
- Я боюсь!
- Бей! Ты должна это сделать, иначе он всю жизнь будет преследовать тебя! Бей!!! – его окрик подстегнул девушку. Она сделала шаг вперед, размахнулась, и, что есть силы, ударила в ненавистный образ.
  Чудовище вдруг начало скукоживаться, ссыхаясь на глазах, а потом внезапно рассыпалось в прах у ее ног.
-Вот видишь, у тебя получилось, - в голосе негра явственно слышалось одобрение.
- Он больше не вернется?
- Нет. Ты победила.
- Но, как же быть с моим телом, с моей душой? Они все измазаны его нечистотами?
- Закрой глаза и приготовься. Через несколько секунд придет очищение.
  Катя закрыла глаза. Сначала ничего не происходило, но внезапно она почувствовала, как капли воды падают на нее сверху, омывая тело и душу живительной влагой и возрождая к жизни. Девушка легко и радостно засмеялась и открыла глаза. Ее охватило ликование.
- Свободна! Свободна! – закричала она, и эхо многократно повторило ее ликующий крик…
                                                                                  ***
   Илья взял отпуск и снова прилетел в Америку. Он радовался тому, что на протяжении трех недель будет видеть Катю каждый день. Они бродили по парку, разговаривали почти обо всем, иногда Илья, взявший напрокат автомобиль, с разрешения Джошуа возил ее в город, показывая достопримечательности Нью-Йорка и его окрестностей. Потом они обедали в ресторане. Илью огорчало лишь то, что девушка категорически отказывалась называть его по имени и на «ты».
   За это время Катя очень привязалась к Илье, каждый раз ожидая его визитов с радостным нетерпением. Но однажды, приехав к ней, он застал девушку грустной и молчаливой. На его вопросы она отвечала невпопад, была рассеянна и подавлена.
   - Катя, что-то случилось? – не выдержал Илья. – Почему ты сегодня такая пасмурная?
   - Мне кажется, что вам не надо больше приезжать, Илья Сергеевич, - голос девушки дрожал.
   - Почему? – опешил Калюжный. – Ты не хочешь меня видеть?
   - Хочу. Очень хочу. Но к чему все это? Разве вы не видите, к чему привели ваши визиты? Я становлюсь похожей на собаку, которая верно и преданно ждет своего хозяина. Но что будет с этой собакой, когда она ему надоест? Что будет со мной, когда я окончательно поправлюсь, и у вас уже не будет нужды видеться со мной постоянно, приезжать ко мне, создавая у меня иллюзию, что я не одинока и кому-то нужна? Нет, пока это еще не зашло слишком далеко, нужно оборвать все разом.
   Пока Катя проговаривала эту тираду, Илья расплывался в улыбке, становившейся все шире и радостней. Увидев ее, Катя осеклась и возмущенно уставилась на него.
   - Чему вы улыбаетесь? Разве я сказала что-то забавное? Я смешна, да? – вдруг накинулась она на Калюжного.
   - Нет, просто я так долго ждал этого! Катя, помнишь, еще там, в Москве, я говорил тебе, что ты мне очень нравишься? – Девушка неуверенно кивнула. – Так вот, - торжественно заявил Илья, - Я тебе лгал! – Катя отпрянула, но он, предвидя это, крепко схватил ее за руку и притянул к себе.
   - Ты не нравишься мне. Я… - он сделал театральную паузу, а затем, наклонившись к самому ее уху, прошептал, - люблю тебя! Ну, вот, теперь я – клятвопреступник. Джошуа категорически запретил говорить тебе пока об этом. Я ему побожился и нарушил обещание. Но почему-то не чувствую раскаяния. Ты не знаешь, почему? – невинно спросил он у смотревшей с изумлением и недоверием Кати.
   Она молчала, не сводя с него глаз.
   - Не веришь? А этому поверишь? – он жестом фокусника извлек откуда-то небольшой футляр,  вложил ей в руку и попросил, - Открой, пожалуйста!
   Катя открыла коробочку. Внутри лежал изящный перстень. Сверкнул крупный изумруд, окруженный россыпью мелких бриллиантов, переливающихся под солнечными лучами всеми цветами радуги. Девушка заворожено смотрела на эти радужные брызги. Наконец, она с усилием отвела взгляд от кольца и перевела его на Илью.
  - Я купил его здесь, в Нью-Йорке, в ювелирном магазине от Тиффани, в тот день, когда привез тебя в клинику. Купил и загадал: если все будет хорошо, то подарю его тебе и попрошу стать моей женой. И вот теперь я спрашиваю у тебя, Катя, ты выйдешь за меня замуж? Клянусь, я все сделаю для того, чтобы ты была счастлива!
- Я верю вам…тебе, - Катя вдруг шагнула к нему и обвила руками его шею…
                                                                        Эпилог
   Джошуа настоял на том, чтобы Катя и Илья поженились здесь, в клинике. Он еще до конца не был уверен в полном излечении своей пациентки, поэтому хотел, в случае непредвиденных обстоятельств, оказаться поблизости. Они венчались в православной церкви, после чего прибывший по вызову Джошуа нотариус выписал им свидетельство о браке.
   - А оно действительно в России? – тихо спросила Катя у Ильи.
   - Конечно, это же юридический документ. Но все же, когда мы вернемся в Москву, то на основании этого документа возьмем еще и в ЗАГСе свидетельство о браке, - ответил новоиспеченный муж.
   На Кате было надето воздушное нежно-голубое платье от Версаче, удивительно гармонировавшее со смугловатой кожей и черными волосами. Оно придавало девушке еще большее очарование, и Илья с удовольствием любовался молодой женой.
   После легкого ужина в ресторане, молодожены поднялись в заказанный заранее номер для новобрачных. Катя, увидев изобилие зеркал и огромную кровать, внезапно испугалась и прижалась к Илье, как бы ища у него защиты. Он понял ее состояние, обнял и стал легонько гладить ее успокаивающими движениями, шепча ласковые слова. Постепенно Катя расслабилась.
  - Катюша, - позвал Илья. Она подняла на него глаза. – Ты теперь моя жена. Но пока только на бумаге. Я не буду настаивать, принуждать тебя к чему бы то ни было, пока ты сама не захочешь сделать наш брак полноценным. Если хочешь, я уйду спать в другую комнату.
   - Нет! Не уходи! – Катя повернулась к нему. – Я хочу, хочу по-настоящему стать твоей женой.
  Илья с нежностью глядел ей в глаза и видел отражение своей любви. В них больше не было страха и недоверия. Он почувствовал, что счастье переполняет его, когда понял, что настал тот миг, когда Катя будет принадлежать ему без остатка. Она доверчиво прильнула к нему, и Илья начал тихонько целовать ее волосы, глаза, губы, затем шепнул ей:
  - Ты готова?
  Катя слегка отстранилась, и, помолчав пару секунд, выдохнула короткое:
  - Да…

Отредактировано Римус Люпин (2008-06-07 11:58:40)

Stasya Vytson
Не,она не психолог))

Stasya Vytson
Уже давно сообщил))

Мой любимый дядя                                                                        

                                                            Пролог
   Некоторое время назад я, по роду своей работы, ездила в Тверь. Так вышло, что в купе у меня была только одна попутчица – миловидная женщина средних лет. Мы разговорились. Полина – так звали мою попутчицу – в прошлом стюардесса. В тот раз она ехала в Москву, чтобы повидаться  с дочерью своей сестры, которая вместе с мужем и трехлетним сыном Данькой прилетела на несколько дней из Америки.
   Узнав, что я – журналист и писатель, Полина мне рассказала необыкновенную историю любви Лилии – той самой племянницы – и ее мужа, который, как оказалось, приходился ей… двоюродным дядей с отцовской стороны. Я была потрясена и для себя твердо решила написать об этом, сохранив подлинные имена героев этой удивительной любви.
   Возможно, приверженцы ханжеской морали подвергнут остракизму их чувства, но мое, пусть и субъективное, мнение таково, что любовь двух людей, кем бы они ни приходились друг другу, не может быть позором, если только это – истинная, всепоглощающая любовь.
                                                                       
                                                             Детство

      Когда теплым июльским утром в одном из московских роддомов я появилась на свет, Игорю исполнилось уже двенадцать лет. Он был довольно смазливым подростком. Восточные черты лица: густые черные брови, большие глаза цвета спелой вишни, тонкий с горбинкой нос, четко очерченные полные губы, смуглая кожа, - дополняла маленькая ямочка на подбородке, придающая его внешности неповторимое очарование. Игорь – это двоюродный брат моего отца Захара. Самый младший из всех и, соответственно, самый любимый, балуемый нещадно многочисленной родней. Узнав, что у старшего брата родилась дочь, он насупился и презрительно фыркнул:
- Девчонка! Что с нее толку?
- А тебе-то какая разница? – спросил его Захар.
- А такая! – с вызовом ответил Игорь, - Пацана бы я учил играть в футбол, кататься на велике, рыбачить, а что я с этой соплячкой буду делать?
- Просто любить, - мудро ответил мой отец.- Это ведь твоя племянница, а ты, как уже взрослый дядя, должен любить и защищать ее.
   Тогда слова брата не возымели значения, но настал день, когда маму и меня привезли из столичного роддома в Жуковский, где жила наша семья. Игоря, хоть он в этом и не признавался, снедало любопытство. Поэтому он еще с утра примчался к нам (благо жил по соседству) и вертелся под ногами у взрослых.
- Чего тебя принесло с утра пораньше? – ругалась бабушка Муза, пришедшая помочь подготовить все по случаю появления в доме правнучки,– Их еще только после обеда привезут. Иди пока, погуляй.
- А я вовсе не к ним, я просто так.
- Вот просто так и иди отседова, а то сейчас Руслана позову, - пригрозила бабушка, замахиваясь полотенцем на младшего внука.
   При упоминании об отце Игорь прошмыгнул у нее под рукой и скрылся в другой комнате за шторой. Отца он побаивался, зная тяжелую руку и крутой нрав.
   Наконец, отец привез нас с мамой из роддома домой. Вся родня высыпала на улицу встречать нас. Со стороны отца, кроме бабушки Музы, были ее сыновья Руслан и Роман – мои дедушки, жена дедушки Руслана Инна, их незамужние дочери-близнецы Дина и Ирина. Со стороны Даши – моей матери - были только ее родная сестра Полина, которая работала стюардессой и должна была в тот день идти в рейс, но по случаю семейного торжества поменялась сменой с напарницей, и ее муж. Родители их погибли, когда девочки были еще маленькими, и сестры росли в детдоме.
   Игорь с независимым видом стоял поодаль и, глядя в сторону, демонстративно что-то насвистывал, создавая видимость того, что ему на все плевать. Он ждал, что его позовут смотреть новорожденную, тогда он, поупрямившись для виду, изобразит, что делает им тысяча первое китайское одолжение. Но никто и не подумал его звать. Все родственники, восхищаясь и наперебой расточая комплименты ребенку и матери, направились в дом, а о нем же вообще забыли. Мой юный дядя от досады нахохлился и стоял злющий, как сыч.
   В тот день Игорь так и не зашел к нам больше. Чувство гордости и уязвленного самолюбия погнали его прочь от нашего дома. К этому прибавилось и жгучая ревность, ведь всегда он был самым младшим в семье, и именно ему доставалось все внимание старших, а с появлением этой пигалицы, казалось, взрослые вообще забыли о его существование. Думая об этом, Игорь сопел от обиды, строил изощренные планы мести и давал себе страшные клятвы, что сделает жизнь новоявленной племянницы невыносимой, вот пусть только подрастет!
   Но на другой день любопытство одолевало его с новой силой. Мальчик чувствовал непреодолимое желание увидеть малышку, то есть меня. Он никак не мог придумать, каким образом ему повидать новорожденную, не уронив при этом достоинства, и маялся, неприкаянно бродя по дому и отвечая на вопросы невпопад. Эх, девичьи слезы, юношеские печали!
   Помощь пришла неожиданно. Бабушка Муза, увидев слоняющегося внука, подозвала его и, вручив большую сумку, наполненную судками и кастрюльками, отправила его к нам.
  - Они там, поди, голодные сидят. Когда Дашке готовить-то с ребенком. Снеси-ка им поесть, Игорек.
   Мой дядя, стараясь не показать радости, взял поклажу и с чинным видом отправился выполнять поручение, но едва выйдя за дверь, пустился вприпрыжку к дому брата.
  - Даша, Даша! Я поесть принес, - переступив порог, завопил Игорь.
  - Тихо ты! Чего орешь? Только укачала ребенка! – появившись из спальни, шикнула на него моя мать.
  - Ой, Даш, прости! Я не подумал, - испуганно зашептал мальчик.
  - Ладно, ничего. Не разбудил, к счастью,- улыбнулась мама.
  Пока она выгружала сумку, Игорь не спускал с нее глаз, в которых застыл невысказанный вопрос. Мама, мельком глянув на него, догадалась:
  - Ты, наверное, хочешь взглянуть на Лиличку?
  - А можно? – робко спросил Игорь?
  - Если будешь вести себя тихо, - ответила мама и поманила его за собой.
  Игорь на цыпочках подошел к кроватке, загляну в нее и замер, устремив взгляд на спящего ребенка. Он стоял так до тех пор, пока мама не потянула его за рукав.
  - Ну, как тебе племянница? – спросила она, плотно прикрывая дверь в спальню.
  - Она такая… - Игорь не мог подобрать слов. Он поднял глаза на жену брата. В них смешалось восхищение, удивление и… замешательство.
  Это была наша первая встреча. Судьба иногда преподносит нам сюрпризы. Так было и с нами. Именно в тот день, когда я – грудной младенец – безмятежно спала в своей кроватке, а Игорь рассматривал спящую племянницу, шутница-судьба протянула между нами незримую нить, накрепко связавшую наши судьбы. Игорь мне потом рассказывал, что ту самую секунду, когда он увидел меня впервые, то ощутил толчок в сердце и невесть откуда взявшееся желание беречь и защищать это маленькое и беспомощное существо.
  - Почему ты ее так назвала - Лиля? – спросил он у моей мамы.
  - Не Лиля, а Лилия, - поправила она мальчика. – Мне кажется, что это имя ей подходит. Посмотри, какая она нежная, как цветочек.
  - Цветочек, - прошептал Игорь, - Лилия…
  С тех пор дядя каждую свободную минуту проводил у нас. Взрослые удивлялись, глядя на то, как он часами просиживал возле меня, нянчился, укачивал. Вскоре Игорь научился пеленать меня не хуже заправской няньки. Мама поражалась тому, что стоило мне, плачущей, увидеть его, как я сразу затихала и тянула к нему ручки. «Цветочек», - шептал он, бережно прижимая меня к себе.
   Когда я подросла, то стала ходить за ним везде, как хвостик. Если я расшибала коленки или меня кто-то обижал, то я с ревом бежала не к родителям, а к нему, к своему дяде. Игоря это ни капли не смущало и не раздражало. Он мазал мне ссадины зеленкой, дуя на них, изо всех сил, чтоб было не так больно, защищал от обидчиков, брал меня везде с собой, так как я не хотела оставаться без него дома.
  - Чего ты с ней нянчишься? Отведи к родителям, и все, - возмущались его приятели.
  - Она же маленькая. Плачет без меня, - оправдывался он.
   Рассматривая фотографии тех лет, я больше всех люблю одну из них: пятилетняя пухленькая девчушка с двумя толстенькими косками, обнимает красивого черноволосого подростка, прижимаясь личиком к его щеке, при этом глаза у обоих счастливо сияют. Это я и Игорь.
                                                                               
                                                                                   Семья

   Неизвестно, чем наша семья прогневала Бога, но, когда я только пошла в первый класс, на нас обрушилась череда смертей. Сначала умерла моя прабабушка Муза, которой к тому времени было уже около 80 лет. За последующие полтора года от несчастных случаев мы лишились почти всех наших родных. Сначала, угорев от дыма, погибли жившие в отдельном флигеле Дина и Ира. Не выдержав двойного удара, скончалась от инфаркта их мать. Ушел к реке на рассвете и не вернулся дедушка Роман, тело которого через два дня нашли ниже по течению рыбаки. Врачи определили остановку сердца от переохлаждения. Никто так и не выяснил, зачем ему понадобилось купаться в начале октября. В начале весны врачи вдруг обнаружили саркому у дедушки Руслана. Через три месяца не стало и его. На этом до поры до времени смерти прекратились. Видно на небе решили дать нам передышку.
   Игорь остался совершенно один, не считая моих родителей и меня. В ту пору он уже учился в одном из московских институтов и жил в общежитии, а я отчаянно скучала по нему. Моим родителям тяжело было оставаться в том месте, где на них обрушилось разом столько горя, поэтому на семейном совете было решено продать дома наш и Игоря, и сообща купить трехкомнатную кооперативную квартиру в Москве. Я ликовала, узнав, что мой любимый дядя будет жить с нами.
   Игорь по-прежнему был для меня самым близким другом. Не к родителям, а к нему я бежала со всеми своими проблемами. И не мама, а он утешил и успокоил меня, объяснив, что я стала девушкой, когда, впервые увидев на трусиках кровь, я решила, что умираю и с плачем ворвалась к нему в комнату.
   На последнем курсе института Игорь неожиданно женился. Я сразу возненавидела Галю. Возненавидела лишь за то, что она посягнула на человека, который был для меня всем. Она, как мне казалось,  украла у меня его внимание и любовь. Так думала я, забившись в уголок и глотая злые слезы  детской обиды. К счастью для меня, брак этот оказался недолговечным. Не прошло и года, как Галя исчезла из нашей жизни также внезапно, как и появилась. Я снова была счастлива, ведь он опять принадлежал мне. Дядя занимался со мной математикой и физикой, которые мне плохо давались, по выходным мы ходили в кино, в парк, он водил меня в кафе-мороженое, ничуть не тяготясь обществом малолетней племянницы, вместо того, чтобы проводить время со своими ровесниками. Я же, глядя на него с немым обожанием, чувствовала себя рядом с ним полностью умиротворенной. Наверное, уже тогда, еще не осознавая своим детским умом, я уже любила его так сильно, что даже недолгая разлука с ним становилась нестерпимой.
   Я заканчивала восьмой класс, когда горе снова пришло в наш дом. За два года до этого родители приобрели за городом небольшой земельный участок с домиком и в дачный сезон выходные проводили там, оставляя меня на попечение Игоря. В тот теплый воскресный майский день, когда раздался роковой телефонный звонок, я готовилась к экзамену, и Игорь, чтобы я не отвлекалась, сам снял трубку…
   Папа и мама спешили домой, когда в их старенький «Москвич» врезался вылетевший на встречную полосу самосвал, управляемый пьяным водителем. Их смерть была мгновенной. Эта трагедия на время притупила все другие чувства к Игорю, кроме привычного детского стремления найти у него защиту. Я плакала навзрыд у него на груди, ощущая себя маленькой испуганной девочкой, а он, зная, что сейчас это бесполезно, даже не пытаясь меня утешить, лишь тихонько гладил меня по голове и по спине.
  - Что теперь со мной будет? – давясь слезами, спросила я, - Меня отдадут в интернат?
  - Нет! Что ты! Я не позволю!
  - Но ведь мне только пятнадцать лет, - горестно всхлипнула я.
  - Оформлю опекунство, - с мрачной решимостью ответил Игорь.
   Свое слово он сдержал. В школе, понимая мое состояние, решением педсовета я была освобождена от экзаменов и переведена в девятый класс. Игорь настоял на том, чтобы мы уехали из города на некоторое время, считая, что мне необходимо сменить обстановку. Он взял путевки в тихий подмосковный дом отдыха.
   Это действительно помогло мне. Мы бродили по лесным тропинкам, подолгу стояли у реки, глядя на воду, разговаривали на отвлеченные темы. Тихая скорбь пришла на смену горю и отчаянию. Я уже почти не плакала, думая о родителях. Лишь иногда, вспоминая ласковую мамину улыбку и добрые глаза отца, я чувствовала, как непрошенные слезы стекают по щекам.
                                                                          Осознание
   После трагической гибели моих родителей ближе и дороже дяди для меня никого не было. Я не знаю, когда ко мне вдруг пришло осознание того, что моя любовь к нему далека от родственной. Когда он не видел, я подолгу смотрела на его губы, мечтая о том, чтобы он поцеловал меня, но не так по-братски, как целовал всегда, а по-настоящему, как показывают в кино. Я закрывала глаза и почти реально осязала его руки, ласкающие мое тело, от чего оно наполнялось сладкой истомой, и кожа начинала гореть так, как будто миллионы тоненьких иголочек впивались в нее разом. От этих мыслей я приходила в ужас, ведь он был моим кровным родственником, пусть и не очень близким, но это накладывало табу на отношения с ним. Но, в то же время я не делала ни малейшей попытки обуздать свои чувства к нему.
   Я думала про себя, что никогда не видела такого красивого мужчину, как мой дядя. Он был действительно очень красив и пропорционально сложен. Не раз я замечала, гуляя с ним в выходные дни, какими восхищенными взглядами провожают его девушки и женщины.
   Но видно и Игорь не смог не заметить, как я выросла и похорошела за последний год. Исчезла подростковая угловатость и неуклюжесть, движения стали плавные, бедра и грудь округлились, талия сделалась тонкой, живот – плоским. Хоть мы были и родственниками, но совершенно между собой не похожи. Игорь всегда отличался ярко выраженной характерной восточной внешностью – сказывались татарские предки, я же больше походила на мамину родню и была светловолосой и сероглазой.  Иногда я ловила дядин задумчиво-изучающий взгляд, который он задерживал на мне, не зная, что я украдкой наблюдаю за ним. А однажды поздно вечером, думая, что я уже сплю, он вошел в комнату и долго стоял надо мной. Я же, притворившись, что это во сне, как бы ненароком, скинула с себя одеяло. Спала я всегда обнаженной, и мысль, что в этот момент он созерцает мое тело, возбуждала меня, а внизу живота появилась легкая тянущая боль. Наблюдая за дядей из-под ресниц, я увидела, как в его глазах появилось что-то, объяснение чему я не знала, а лицо исказила гримаса, как будто при острой боли, а лоб покрылся испариной. Он тихо застонал и, резко развернувшись, быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
   Наутро я вела себя с ним, как ни в чем не бывало, а он упорно отводил глаза. Вечером Игорь вернулся с работы пьяным. Я никогда не видела его до этого в таком состоянии. Он долго бузил в своей комнате, оттуда постоянно доносился грохот и пьяная брань. Я испуганно притихла и не показывалась ему на глаза. Наконец глубокой ночью все стихло. Выждав еще некоторое время и убедившись, что все тихо, я осторожно прокралась в его комнату. Там царил полный разгром. Вся аппаратура, так любовно лелеемая им, валялась на полу вперемешку с вещами, там же лежала и его коллекция виниловых дисков, часть которых была безнадежно испорчена и разбита, стойка с кассетами опрокинута, многие кассеты раздавлены, ленты порваны. А посреди этого хаоса безмятежно храпел мой драгоценный и обожаемый дядюшка.
   Утром, собираясь в школу, я периодически подкрадывалась к двери дядиной комнаты и прислушивалась, но там было тихо. Когда я вернулась, Игоря дома не было. В его комнате было убрано. Почти ничего не напоминало о ночном дебоширстве, за исключением заметно поредевших полок с дисками и кассетами и слегка покореженной аппаратуры. Ночевать он не пришел.
   Всю ночь я не сомкнула глаз. Не зная, что и думать, я в панике металась по пустой квартире, хватала трубку молчащего телефона, боясь, что он не работает, и, услышав гудок, бросала ее на рычаг, пыталась заниматься, но, глядя в открытый учебник, не могла прочесть ни строчки, попробовала заниматься домашними делами, но все валилось из рук. В голову лезли мысли – одна другой страшнее.  Если бы я знала кого-нибудь из его окружения, то, вероятно, смогла бы что-нибудь выяснить, но дядя никогда и ни с кем меня не знакомил, держа в тайне свою личную жизнь.
   Игорь вернулся ближе к полудню, когда я, не имея сил уже даже плакать, свернулась в кресле калачиком, завернувшись в плед. Дядя пришел в ужас от моего вида: бледная, с всклокоченными волосами, покрасневшими и опухшими от бессонной ночи и слез глазами и застывшим взглядом, я представляла собой жалкое зрелище. Он в ужасе кинулся ко мне:
  - Что с тобой, малыш? Что случилось? Почему ты не в школе? – тревожно вглядываясь мне в лицо, спрашивал он.
  - Где ты был? – мой голос напоминал шелест.
Игорь сразу отстранился от меня, его лицо стало внезапно чужим и холодным.
  - Это мое дело, и тебя это не касается, - резко сказал он и направился в свою комнату.
  - Не касается? – мой голос задрожал от обиды. – Я не спала всю ночь, места себе не находила. Думала, что с тобой что-то случилось. А ты… ты даже не позвонил, - выкрикнула я ему в спину, и, уронив голову на руки, зарыдала.
   Игорь остановился и повернулся ко мне. Несколько секунд он стоял, как бы в нерешительности, а затем медленно пошел назад.
   - Лиличка, цветочек мой, - в его голосе зазвучали ласковые нотки, - Я не подумал, что ты будешь так переживать. К тому же… - он замялся, потом еле слышно прошептал, - мне было стыдно за прошлую ночь. Я не знал, как показаться тебе на глаза, вот и заночевал у приятеля. Прости меня, родная моя девочка!
  Я обняла его за шею и уткнулась носом в плечо. Еще продолжая по инерции всхлипывать, я уже улыбалась. Мне стало хорошо и покойно от его близости, от такого родного, знакомого с детства запаха его волос и от того, что он по-прежнему с нежностью относится ко мне.
   С тех пор Игорь всегда приходил ночевать домой. Если ему случалось задерживаться, то он неизменно звонил мне по телефону и предупреждал, чтобы я не волновалась. Позже я иногда размышляла о том, что у молодого, привлекательного и физически здорового мужчины должны были быть какие-то увлечения и интимные связи, но я ничего об этом не знала. Игорь никогда не посвящал меня в свои интимные дела и с самого момента своей неудачной женитьбы, не появлялся при мне с девушками. По телефону ему тоже звонили редко и исключительно мужчины. Так что эта часть его личной жизни так и осталась для меня покрыта тайной.
   Когда пост Президента России занял Борис Ельцин, то стало окончательно понятно, что к прежней «совковой» жизни страна уже не вернется. Мощное государство разваливалось на глазах, рушилось все, что создавалось десятилетиями. Крупные заводы, которые еще недавно казались несокрушимыми, разорялись и их выставляли на аукционы, где ушлые и оборотистые дельцы скупали все за бесценок. Работающий люд мало чем отличался от ежедневно пополняющейся новобранцами армии безработных, так как зарплаты на производстве не выплачивали по нескольку и более месяцев, и работники перебивались случайными заработками, чтобы прокормить семьи.
   Завод, где работал инженером-электронщиком Игорь, тоже мирно «почил в бозе».  Для нас наступили тяжелые времена. Дядя брался за любую работу, лишь бы хватало на пропитание. Однажды я не выдержала, глядя на то, как он похудел и извелся, и сказала, что собираюсь бросить школу, чтобы идти работать. Игорь категорически запретил.
- Тебе остался один год, и ты его доучишься, чего бы это мне ни стоило, - сказал он мне, - а зарабатывать – мое дело. Все будет хорошо, поверь мне.
   А через неделю в квартире раздался звонок, который в корне изменил всю нашу жизнь и – я уверена – стал залогом нашего будущего. Звонили институтские приятели Игоря. Они организовали фирму по продаже компьютеров и оргтехники и предложили Игорю присоединиться к ним и войти в состав администрации в качестве руководителя экспертного отдела. Компьютеры еще только начинали распространяться по России, поэтому дело было беспроигрышным, а поле деятельности – огромным.
   Вскоре мы уже забыли о том, что когда-то бедствовали. Игорь по-прежнему баловал меня. По роду работы ему приходилось часто бывать в командировках, в том числе, и за границей. Он привозил мне из каждой поездки красивые модные вещи, покупал украшения. На осенних каникулах мы съездили в Тунис. Это была моя первая поездка за рубеж. Впрочем, Игорь мотался по делам фирмы, предоставив меня самой себе. И, тем не менее, я была полна новыми впечатлениями и охотно делилась ими со своими одноклассниками.
                                                                     
                                                               Соблазнение

   С начала зимы командировки Игоря почти прекратились. Поставки были налажены, долгосрочные договора с поставщиками оргтехники подписаны, поэтому личное присутствие руководства фирмы было нужно только в крайних случаях. Кроме того, в связи со значительным ростом предприятия увеличился и штат сотрудников. Игорь вошел в состав правления, поставив вместо себя начальником отдела своего заместителя. Я была чрезвычайно рада этому обстоятельству, так как снова видела его каждый вечер и не боялась того, что назреет очередная командировка, и я опять буду проводить долгие дни в разлуке с ним. Надо сказать, что я вела довольно замкнутый образ жизни. В школе я общалась с одноклассниками, иногда мы даже перезванивались, но на этом все и заканчивалось. Я по природе домоседка, к  тому же не нуждалась, кроме Игоря ни в какой другой компании. Только в его обществе мне было хорошо.
   Лишь одно по-прежнему угнетало меня. Я уже давно и, как мне тогда казалось, безнадежно любила Игоря. Для меня он больше не ассоциировался с родственником. Это был мужчина моей мечты, единственный и неповторимый. «Господи! Какой же он красивый!» - думала я, наблюдая за ним украдкой, когда он разбирал деловые бумаги или читал книгу. С некоторых пор моя возросшая чувственность привела к тому, что я все сильнее хотела его физически. По рассказам одноклассниц, которые давно уже спали с парнями, и по эротическим фильмам я знала, как это происходит между мужчиной и женщиной. Иной раз среди ночи, просыпаясь от эротических снов, где он обнимал и ласкал меня, доводя до исступления, я долго пыталась унять бешеное сердцебиение. Вспоминая ту ночь, когда он пришел ко мне в спальню и увидел мое обнаженное тело, я теперь понимала, что в его глазах, устремленных на меня, было желание обладать им. Тогда мне пришла в голову идея соблазнить Игоря. Пользуясь тем, что он не стеснял меня в средствах, я побродила по бутикам и накупила себе всевозможного белья. Это были полупрозрачные ночные рубашки и пеньюары, больше открывающие тело, нежели скрывающие что-либо, коротенькие халатики, подол которых заканчивался там, где начинались ноги, шортики и топики, не оставлявшие простора для воображения. Я надевала их прямо на голое тело и ходила перед Игорем, делая вид, что не замечаю страдания в его глазах и подозрительной выпуклости на брюках. К его чести, а к моему разочарованию, он не делал ни малейшей попытки физического сближения. Только один раз, когда я, выходя из ванной обмотанная полотенцем, проходила мимо Игоря и сделала так, что оно, будто случайно, развязалось и упало  на пол, предоставив дядиному взгляду мою полную наготу, он сдавленно выдавил:
  - Цветочек, не могла бы ты одеваться поскромнее? Я же все-таки молодой мужчина, хоть и твой дядя.
  - А что такое? – изобразила я из себя наивную простушку, невинно уставившись на него и даже не делая попытки прикрыться.
Игорь даже застонал и закрыл глаза.
  - Лилька! Прикройся немедленно! – и, видя на моем лице полнейшее недоумение, которое я мастерски разыграла перед ним, сорвался с места и, заскочив в ванную комнату, заперся. Через несколько секунд послышался звук льющейся воды. Поняв, что моя попытка не удалась, я подняла полотенце и уныло побрела в свою комнату. Я и не подозревала в тот момент, как была близка к цели. Уже потом, много времени спустя, Игорь говорил, что еще чуть-чуть, и он бы наплевал на все и овладел бы мной. Впрочем, пусть чуть позже, но я своего добилась.
   Накануне Нового Года дядя пришел с работы и заглянул ко мне в комнату. Вид у него был смущенный. Я сидела в кресле и читала «Шагреневую кожу» Бальзака.
   - Племяш, у меня к тебе будет немного необычная просьба.
  - Да? – я подняла на него глаза, оторвавшись от книги.
  - Дело в том, что у нас на фирме в пятницу будет новогодняя вечеринка. А так как я устал уже отбиваться от женского контингента, пытающегося заполучить меня в свое личное пользование, то сказал, что со мной придет моя невеста. Ты не могла бы сыграть эту роль?
  - Ну, конечно, о чем разговор! – улыбнулась я.
  - Тогда давай подберем тебе наряд. Я хочу, чтобы ты выглядела на этом вечере ослепительно.
   Игорь придирчиво осмотрел мой гардероб, но не нашел ничего подходящего для подобного случая. Тогда он решил поискать в бутиках. Мы спустились во двор и сели в его новенькую, недавно купленную «девятку». Исколесив пол-Москвы, мы, наконец, нашли то, что его удовлетворило. Это был бирюзовый брючный костюм тонкой шерсти от Версаче, к нему прилагались кожаные туфли и сумочка на полтона темнее. На обратном пути мы заехали в ювелирный магазин, и Игорь купил мне сапфировый гарнитур, состоящий из сережек, изящного колье и небольшого перстня. Все это стоило огромных денег, но когда я попыталась об этом сказать дяде, то он только отмахнулся:
- Малыш, деньги мы зарабатываем для того, чтобы их тратить. К тому же, красивая девушка должна иметь вещи и драгоценности ей под стать. Считай это моим новогодним подарком.
   В назначенный день дядя вызвал такси, так как намечалось шумное застолье. На вечеринку я ехала, снедаемая любопытством. До этого я никогда не была у Игоря на работе и не была знакома с его коллегами. Всю дорогу я забрасывала его вопросами, на которые он терпеливо отвечал. Наше появление не прошло незамеченным. К нам были прикованы взгляды присутствующих, в которых сквозила откровенная зависть не только со стороны женщин, но и мужчин, которые тут же кинулись шумно наперебой ухаживать за мной, шутливо пеняя Игорю, что он «держал в тайне от них такую красавицу». Дядя отделывался ответными шутками, а сам зорко следил за мной.
   Сначала я вела себя скованно. Большое количество незнакомых людей смущало и нервировало меня. Но потом выпитое шампанское помогло мне расслабиться. Я стала охотно отвечать на приглашение потанцевать, смеялась шуткам мужчин, даже флиртовала. Игорь же, напротив, мрачнел все больше и пил рюмку за рюмкой. Я даже не догадывалась, что он просто ревновал меня и злился из-за этого и на меня, и на себя. К концу вечера он напился так, что его еле погрузили в такси. Когда машина остановилась возле дома, мне пришлось просить водителя, пообещав ему щедрые чаевые, помочь затащить Игоря в квартиру, так как я подозревала, что сама с этим не справлюсь.
   Когда за шофером закрылась дверь, я прошла в его комнату и стала пытаться раздеть его. Мне было жаль выходного костюма, привезенного им из Англии, в котором дядя выглядел просто неотразимым. Пока я стягивала с него вещи, он что-то пьяно бормотал. Я смогла расслышать только что-то, вроде «улыбается им» и «все бабы одинаковые», подозревая, что речь идет о моем сегодняшнем поведении. Вдруг Игорь открыл глаза и осоловело уставился на меня, не узнавая.
- Ты кто такая? Что ты тут делаешь? – безо всякого интереса спросил он. Я растерялась.
- Вот, раздеваю тебя. Ты ведь не можешь сам.
- Раздеваешь? Это хорошо, - он взял меня за руку и потянул. Я не удержала равновесия и упала сверху. На его лице появилась ухмылка, - Любовью надо заниматься без одежды.
  - Какой любовью, - опешила я, пытаясь высвободиться.
  - Обычной, какой все занимаются. Ты же для этого пришла? Как тебя звать? Люся? Ира?
  Он, по-прежнему не узнавая меня, потянул вверх мою юбку. От испуга и неожиданности я уперлась руками в его грудь, стараясь вырваться, но Игорь вдруг одно мгновенье, схватив меня за локти, опрокинул на постель и тут же очутился сверху, придавив меня своим телом. В этот момент, все еще по инерции продолжая сопротивляться, я вдруг осознала, что это именно то, чего я так долго добивалась, пусть даже он делает это неосознанно. Желание вырваться и убежать сразу же улетучилось.
   Почувствовав, что я обмякла в его руках, он тут же ослабил хватку. Я закрыла глаза и через мгновенье почувствовала, как его рука проникла в вырез пиджака и тихонько ласкает грудь, а губы нежно касаются моих, как бы пробуя их на вкус. Меня впервые целовал мужчина. Целовал по-настоящему, так, как пишут в книгах и показывают в кино. Ощущения были настолько новы и необычайно приятны, что я вскоре почувствовала, как мое тело начинает трепетать от его ласки. Хотелось, чтобы эта сладкая пытка длилась вечно. Почувствовав мое возбуждение, он начал смелее ласкать мое тело. Через некоторое время я, забыв обо всем, кроме рук, которые, казалось, были везде, и губ, целующих меня, полностью отдалась этим ласкам. Игорь умел доставить наслаждение даже такой неопытной и неискушенной девушке, как я. Даже не заметив, как он раздел меня, я почувствовала, как он ногой раздвигает мои бедра, затем вошел в меня резким толчком. В тот же миг я ощутила резкую боль и вскрикнула, но Игорь не обратил на это внимание, видимо решив, что это крик удовольствия, а не боли, что в его состоянии было неудивительно. Он продолжал начатое, и вскоре я поняла, что боль притупилась, а возбуждение вновь стало нарастать. В этот момент он вдруг выгнулся и, застонав, рухнул на меня и затих.
   Я лежала неподвижно под ним до тех пор, пока не услышала тихое похрапывание. Дядя спал. Осторожно высвободившись, я встала и побрела под душ. Между бедер саднило, губы распухли от поцелуев, но все равно я была счастлива. Сегодня Игорь стал моим, даже если он об этом еще не догадывается.
   Выйдя из душа, я не пошла в свою комнату, а вернулась в постель Игоря, рассудив, что теперь мое место здесь, подле него.
                                                       
                                                           Любима и счастлива

  Утром я проснулась от сдавленного вопля своего дядюшки. Лениво приоткрыв один глаз, я обнаружила его сидящего на кровати и с ужасом смотревшего на меня.
   - Ты чего кричишь? – я открыла второй глаз и сладко потянулась, простыня при этом сползла с меня, обнажив грудь.
   - Девочка, ты как здесь оказалась? Что происходит? Я ничего не понимаю, - прерывистым голосом спросил он.
   - Ты и вправду ничего не помнишь? – промурлыкала я, - Ты вчера напился, как сапожник, я еле дотащила тебя до постели, а потом ты вдруг решил заняться со мной любовью.
   - ?!!
   - И занялся, - мстительно сообщила я.
   Игорь мучительно застонал и схватился руками за голову.
  - Это было просто чудесно! Таких ощущений я никогда не испытывала! – поспешила я его «утешить».
   Снова стон.
   - Я думаю, что нам следует заниматься этим регулярно. Не возражаешь?
  Это был перебор. Игорь, совсем забыв, что он голый, выскочил из постели и заорал:
   - Ты что, совсем не понимаешь, что это катастрофа?
   - Почему? – невинно поинтересовалась я.
   - Ты еще спрашиваешь? Да если кто-то узнает, что я переспал с несовершеннолетней, к тому же, собственной племянницей, опекуном которой я являюсь, то мне может грозить тюрьма. Это тебе ясно? Ко всему прочему, я, вероятно, не предохранялся, поэтому ты можешь забеременеть, а от связи кровных родственников могут родиться дебилы. Теперь понятно?
   - А мы никому не скажем. Ведь, правда? И с беременностью, в случае чего, что-нибудь решим, - рассеянно проговорила я, уставившись горящими глазами на низ его живота.
  Игорь проследил за моим взглядом и, опомнившись, сдернул покрывало и быстро обмотал его вокруг себя.
  - Бесстыдница, - с упреком сказал он.
  Я поднялась на постели во весь рост, ничуть не стесняясь своей наготы и, гибко потянувшись с грацией пантеры, соскочила на пол и начала подбираться к дяде. Он в панике отскочил.
  - Разве я не привлекаю тебя, как женщина? По твоему вчерашнему поведению это не скажешь. Давай повторим еще раз, тогда ты убедишься, что я права, - откровенно предлагала я ему себя, но Игорь упрямо мотнул головой и опустил глаза.
  Я сделала еще несколько попыток переубедить его, но он был непреклонен. Тогда, поняв, что если хочу чего-нибудь добиться, то надо менять тактику, я вернулась к кровати и присела на ее край.
  - Игорь, посмотри на меня, - попросила я. Он поднял на меня глаза. – Присядь и давай поговорим, как взрослые люди. Только поговорим, - видя, что он колеблется, настаивала я. Дядя, хоть и продолжал опасливо коситься на меня, все же подошел к кровати, сел, правда, на значительном расстоянии, и выжидательно уставился на меня. Сейчас он напоминал мне нашкодившего мальчишку, ждущего вердикт от взрослых: накажут или простят? Я вздохнула.
  - Давай поговорим на частоту, - сейчас я чувствовала себя взрослой, умудренной опытом женщиной, внушающей несмышленому юнцу азы житейских ситуаций. - Ты вот сейчас казнишься за то, что случилось ночью. Но, поверь мне, это не нужно и бессмысленно. Более того, я солгу, если скажу, что не рада тому, что между нами произошло. Я сама к этому стремилась, причем давно, потому что уяснила для себя совершенно твердо и определенно нехитрую истину. Я люблю тебя, и, скорее всего, любила всегда. Пусть сначала неосознанно, по-детски, но сейчас я убеждена в своих чувствах к тебе. В них нет ничего детского или родственного. Я люблю тебя так, как только может любить женщина мужчину, и не вижу здесь ничего постыдного и запретного. Я счастлива, что именно ты лишил меня девственности, потому что в противном случае она осталась бы при мне до самой смерти, так как я уяснила для себя. Что ни один мужчина в мире не коснется меня. Если не ты, то никто не будет иметь права ни на мою душу, ни на тело.
   - Как ты можешь такое говорить? – перебил до этого внимательно слушавший меня Игорь. – Тебе ведь только шестнадцать лет! Ты еще даже жизни не знаешь! Я тысячу раз виноват перед тобой и перед твоими родителями. Виноват в том, что всегда был слишком привязан к тебе и радовался нашей духовной близости, виноват, что поощрял твой замкнутый образ жизни, вместо того, чтобы настаивать на твоем общении со сверстниками, виноват, что не заметил, когда ты повзрослела, продолжая считать тебя маленькой девочкой и не придавая значения твоим попыткам соблазнить меня, хотя теперь я понимаю, что все это прозрачное белье, «случайно» упавшее полотенце, откинутое, будто во сне одеяло, далеко не случайно. Но я приписывал это детским шалостям, за что и поплатился, - в глазах Игоря было отчаянье, а в голосе сквозила горечь. Он действительно тяжело переживал наше грехопадение.
   - Но ведь ничего ни изменить, ни поправить нельзя, поэтому нам остается лишь примириться с тем, что с нами случилось, и жить дальше, не мучаясь комплексами и чувством вины. Что касается меня, то я могу тебе сказать лишь то, что ничуть не раскаиваюсь в содеянном. Мне совершенно неважно, кем ты мне приходишься в родственном смысле. Да будь ты хоть отцом или родным братом, для меня ты навсегда останешься единственным в мире мужчиной, которого я люблю и хочу. И мне кажется, что ты тоже испытываешь ко мне не только родственные чувства.
  - С чего ты взяла? – быстро спросил он.
   - А вот с этого, - я с коротким смешком указала оттопыривающееся  в области паха покрывало. Игорь смутился и покраснел. – И после этого ты скажешь, что не хочешь меня? – он молчал.
  - Палата номер шесть, - констатировала я. – Посмотрел и послушал бы этот бред кто-нибудь со стороны! Два голых человека, которых влечет друг к другу, сидят на расстоянии и препираются, вместо того, чтобы заняться тем, что доставит удовольствие обоим!
   - Но, это же противоестественно! – простонал дядя, не поднимая на меня глаз.
  - Игорь, - я начинала злиться, - Игорь, сейчас же, глядя мне прямо в глаза, скажи, что я тебе безразлична, что не нравлюсь, как женщина, и что ты меня не хочешь, - видя, что он молчит, хоть и поднял на меня глаза, я вскочила с кровати и топнула босой ногой. – Скажи мне это, если посмеешь.
   Меня вдруг охватило бешенство: глаза метали молнии, ноздри нервно раздувались, губы сжались в тонкую ниточку, грудь часто вздымалась. В глазах дяди мелькнуло восхищение:
- Ты похожа на разгневанную валькирию, когда злишься, - в первый раз за все это время улыбнулся он.
   Злость вдруг разом улетучилась, зато навалилась страшная усталость, но сдаваться было рано. Я подошла к Игорю, а он медленно поднялся мне навстречу. Покрывало, больше не сдерживаемое его руками, упало на пол, но он, казалось, даже не заметил этого, неотрывно глядя мне в глаза. В них полыхала неприкрытая страсть.
  - Скажи, что ты хочешь меня, - мой голос вдруг охрип.
  Я подошла вплотную так, что его напряженный орган уперся мне в живот. По его телу прошла судорога. Не отрывая от меня горящего взгляда, Игорь медленно поднял руки и положил мне на плечи.
  - Господи, Цветочек, что ты со мной делаешь?! – мучительная гримаса исказила его красивое лицо.
  - Ты любишь меня? – прошептала я.
   Он вдруг с силой стиснул меня и прижал к себе.
  - Да! Да простит меня Бог! Да! Да! Тысячу раз – да! Я люблю тебя больше жизни и хочу так, как не хотел ни одну женщину! Я пытался сопротивляться этим чувствам, боролся с собой. Ты все время была рядом – такая близкая и желанная, но я не мог себе позволить дать волю своим чувствам. Сколько раз я проклинал небеса, которые жестоко подшутили над нами, сделав нас родственниками! Пытался забыться в объятиях других женщин, но все было бесполезно. Обнимая их, я думал только о тебе и сходил с ума при мысли, что настанет день, и ты встретишь того, кто отнимет тебя у меня. Я знал, что не переживу этого. И не женился после Галины именно потому, что не мог себе представить рядом кого-то другого – не тебя! Я так люблю тебя, что задыхаюсь от переполняющих меня чувств!
    Это были именно те слова, которые я так мечтала от него услышать. Я обхватила его за шею, а Игорь, подняв меня на руки, подержал несколько мгновений, потом бережно положил на постель и лег рядом.
  - Тебе было очень больно? Я не был с тобой груб? – вдруг спросил он, а я, поняв, о чем он, тихонько засмеялась.
  - Все было не так страшно, и боль – терпимой. Груб? Нет, напротив, ты был, несмотря на то, что очень пьян, нежен со мной, хоть и не узнавал. Поэтому и не заметил преграды, когда вошел в меня, но теперь все будет иначе, ведь правда?
  - Пьяная скотина, - выругал он себя и, снова обращаясь ко мне, - Теперь действительно все будет иначе. Я стану любить каждый миллиметр твоего тела, научу всему, что знаю сам так, чтобы ты поняла, как это прекрасно в действительности, - и, не в силах больше сдерживаться, он прильнул губами к моим губам…
                                                     
                                                           И в горе, и в радости…

   Вспоминая то время, я могу добавить только то, что сказать, что мы были просто счастливы, означает слишком приблизительное определение нашего состояния. Мы были не просто счастливы. Мы упивались нашей любовью, познавали друг друга. Игорь учил меня искусству дарить наслаждение мужчине, и сам давал мне его, доводя до исступления. Днем, когда закончились зимние каникулы, я уходила в школу, а он на работу, а вечера и ночи принадлежали нам. Никто из окружающих не догадывался о наших отношениях. На людях мы вели себя так, как приличествует родственникам, но едва лишь стоило нам остаться наедине,  непреодолимая сила бросала нас в объятия друг друга. К счастью для нас обоих, я не забеременела в тот самый первый раз, а потом мы тщательно предохранялись. Повинуясь условностям, принятым в обществе, мы хранили в глубокой тайне наши отношения, лишь только тетя Полина, жившая с семьей на Урале, изредка приезжая в Москву и неизменно останавливаясь у нас, кажется, что-то подозревала. Правда, к ее чести, она ничего нам не говорила об этом.
  Время летело незаметно. Я закончила школу и, по настоянию Игоря, поступила в институт, по окончании которого я и не думала искать работу. Денег у нас было более чем достаточно, поэтому Игорь только приветствовал мое желание сидеть дома. Сначала, правда, он предлагал нанять домработницу, но я в ужасе отказалась. Мне была непереносима мысль, что кто-то посторонний нарушит наш с ним мир, к тому же, мне нравилось самой наводить уют в квартире, стирать и гладить ему одежду, готовить разные вкусные блюда.
   Меня устраивало все. Я жила только Игорем и нашей любовью, не думая о завтрашнем дне, но мой любимый думал иначе. Свои мысли относительно нашего будущего он до поры до времени держал в тайне от меня, но однажды вернулся с работы в приподнятом настроении и, усадив меня к себе на колени, сказал:
   - Малыш, ты знаешь, что вся моя жизнь без остатка принадлежит тебе. Я вижу, что тебе безразлично, что мы живем в качестве любовников, не имея возможности расписаться здесь, в России. Но этого хочу я. Раз уж так случилось, что мы, несмотря ни на что, любим друг друга и хотим быть вместе, я бы хотел чтоб ты стала моей женой официально. Но мы сможем это сделать только в другой стране, где никто на это не обращает внимание, где браки среди кровных, но не очень близких родственников в порядке вещей. Я имею в виду Америку. Ты знаешь, что раньше я часто летал туда по роду работы. У меня установились с американскими партнерами дружеские отношения. Так вот, когда я все обдумал, то связался с ними и объяснил, что хотел бы уехать жить в Америку, но для этого мне нужно найти работу. Они обещали подумать, что можно для меня сделать.  Сегодня мне позвонили. Работа, которую они предлагают, не такая масштабная, как здесь, но по специальности и с хорошим жалованьем. Я пока еще не дал окончательного согласия, не поговорив предварительно с тобой. Я долго размышлял, можно ли нам узаконить наши отношения, не прибегая к таким превентивным мерам, как эмиграция, но не нашел другого выхода. Здесь, России, нас не поймут. А представь, что фирма, где я работаю, разорится или возникнет еще какое-либо обстоятельство, при котором ты вынуждена будешь пойти работать? Если вдруг станет известно, что мы – родственники – живем, как муж и жена, то тебе могут нанести неосторожным словом такую травму, которая принесет одни страдания. А заключить брак здесь мы тоже не можем. В нашей стране это не практикуется. Фамилия у нам одинаковая, поэтому факт нашего родства станет известен многим. Пока мы живем замкнуто, эта проблема не стоит так остро, но кто знает, что может случиться потом? И вот теперь, все тебе сказав, я спрашиваю: ты согласна стать моей женой и уехать со мной в Америку?
  Пока Игорь говорил, я слушала, затаив дыхание, но он даже не успел закончить вопрос, как я с восторженным воплем кинулась к нему на шею, едва не задушив в объятиях. В сущности, мне по-прежнему был безразличен мой статус. Жена, любовница, сожительница. Какая разница? Но то, что нам не придется больше скрывать от окружающих свои отношения, таиться и прятать свою любовь, не бояться осуждения со стороны, решало все.
   Незадолго до отъезда я позвонила тете Полине, как единственной нашей родственнице, и попросила ее приехать. К тому времени она уже вышла на пенсию, поэтому уже через несколько часов мы встречали ее в аэропорту.
   Привезя нас домой, Игорь уехал по делам, и мы остались вдвоем. Я рассказала тете все без утайки, со всеми подробностями, не скрывая ни того, что сама пыталась соблазнить Игоря, ни его угрызений совести, когда все произошло, ни опасений по поводу того, что могу забеременеть и родить неполноценного ребенка, а также объяснила причину, по которой мы приняли решение уехать из страны. Тетя слушала меня молча.
   - Ты осуждаешь меня? - закончив рассказ, спросила я.
  Она встала, подошла ко мне и обняла.
  - Скорее, завидую, но по-доброму, - ответила Полина. – Я верю тебе, девочка, и понимаю тебя. Если ваша любовь настолько велика. Что сметает все преграды, значит, так было предопределено свыше, чтобы вы были вместе. Но вы правы и в том, что если об этих отношениях станет известно здесь, в России, то на вас обрушится бездна негатива. Поезжайте, раз нет другого выхода. А на счет ребенка… В крайнем случае можно кого-нибудь усыновить.
   Я предложила Полине переселиться в Москву вместе с семьей, в нашу квартиру, но она отказалась.
   - Я привыкла к уральскому климату, к тому же. Мне жалко было бы оставлять там друзей. А вам на первое время понадобятся деньги в чужой стране.
  - У нас достаточно денег, - заверила я ее, - К тому же Игорю обещали хорошую зарплату, да и квартиру мы не выставляли на продажу, потому что надеялись, что подарим ее тебе.
   - На счет квартиры не беспокойтесь. Напишите Генеральную доверенность на продажу, а я займусь этим. Сообщите только адрес, по которому потом выслать деньги…
   Объявили посадку на самолет. Я кинулась на шею Полине и разрыдалась.
   - Ничего, солнышко, все будет хорошо. Главное, что вы вместе, а остальное преодолеете, - тихонько поглаживая меня по спине, утешала тетя, но голос ее предательски дрожал. Затем она решительно отстранила меня и, подойдя к Игорю, нагнула его голову и поцеловала в лоб.
  - Береги ее, - тихо попросила она.
  Игорь только кивнул в ответ. Через двадцать минуть самолет взмыл в небо…
   В Америке мы освоились достаточно быстро. Американские знакомые Игоря помогали и поддерживали нас первое время. Они же и стали нашими первыми друзьями. Вскоре мы с Игорем поженились, пригласив их отметить это событие в маленьком уютном ресторанчике.
   Мы любили друг друга по-прежнему глубоко и сильно, делились всеми проблемами, не боясь быть непонятыми. Лишь одной темы мы избегали, но каждый думал об этом. Хоть и старательно поддерживая друг в друге убежденность того, что нам не нужно иметь детей для полного и окончательного счастья, мы, тем не менее, в тайне друг от друга думали об этом. Видно Бог был на нашей стороне, потому что, несмотря на то, что мы продолжали предохраняться, я вдруг стала чувствовать себя по утрам плохо, мучаясь тошнотой и головокружениями. Забеспокоившись, я поехала в клинику. Пройдя анализы, я ждала в вестибюле, когда приветливая медсестра пригласила меня в кабинет.
  Пожилой врач, осмотрев меня, подождал, пока я оденусь, с улыбкой сказал:
  - Примите мои поздравления: у вас будет ребенок! – но, увидев, что я побледнела, испугался. – Что? Что случилось?
  - Мне нельзя иметь детей, доктор, - в отчаянье прошептала я.
  - Но почему? – изумился он. – Вы молоды, здоровы. Насколько я знаю, у вас с мужем нет детей, так почему вы не хотите рожать?
   - Я хочу! Я очень хочу!
   - Тогда ваш муж против?
   - Нет, он тоже мечтает о ребенке.
   - Тогда я ничего не понимаю, - потрясенно глядя на меня, проговорил он.
   - Дело в том, что мы с мужем являемся кровными родственниками, а, как известно, это может сказаться на малыше, - не решаясь посмотреть ему в глаза, пояснила я.
    Доктор пытливо глянул на меня.
   - В какой степени родства вы состоите? – быстро спросил он. Я ответила, вызвав у него вздох облегчения. – Это не слишком близкое родство, поэтому вероятность того, что вы родите ребенка с генетическими отклонениями, очень мала, - с улыбкой успокоил он меня.
  - И все же она есть? – полувопросительно, полуутвердительно сказала я.
  - Подобная вероятность существует и у пар, не связанных кровными узами друг с другом, но, если вы так боитесь, то я предлагаю вам находиться под постоянным врачебным контролем. В любом случае беременные женщины регулярно проходят обследование, но вы просто будете чаще, чем другие приезжать в клинику. И, я вас уверяю, при малейшей угрозе того, что ребенок может родиться неполноценным, мы сразу прервем беременность. К счастью, современная аппаратура позволяет это определить на ранних стадиях. Вы согласны?
   Я не раздумывая кивнула. Доктор дарил нам надежду, предоставив шанс, которым я не могла не воспользоваться. Дома я еле дождалась мужа с работы, чтобы сообщить ему новость. Глаза Игоря вспыхнули радостью, когда он узнал, что у нас может быть нормальный ребенок. С той поры он с лютым нетерпением стал ждать результатов. Я видела, что он уже любил это еще не рожденное дитя, и думала о том, что теперь, когда столь желанное им отцовство так близко, скорее всего при любом раскладе он не даст мне избавиться от плода. Ну, что ж, ради любимого я была готова идти и не на такую жертву. Впрочем, она не понадобилась. В скором времени, пройдя генетический тест на скрытое уродство, я узнала, что малыш здоров и абсолютно нормален. Нашей радости не была предела…
   В начале сентября я родила сына. Роды были тяжелыми и длительными. Игорь неотлучно находился возле меня. Он похудел и осунулся от переживания, но когда раздался крик его новорожденного сына, на лице мужа появилось такое выражение, будто его лотерейный билет сорвал джек-пот. А ведь, в сущности, так и было. У нас был единственный шанс быть счастливыми, и мы его не упустили.
  Я смотрела на Игоря, который бережно держал нашего новорожденного сына и счастливо улыбался, и думала о том, что уже ради одной этой минуты стоило жить!
                                                                                 Эпилог

    Поезд замедлял ход, приближаясь к перрону. Полина засобиралась к выходу. Вдруг она остановилась и, обернувшись ко мне, спросила:
  - Хотите их увидеть? Они встречают меня.
  - Да! С удовольствием! – ответила я.
   Женщина выглянула в окно, и некоторое время всматривалась в проплывающие мимо лица встречающих.
   - Вон они! – я посмотрела туда, куда она указывала и увидела их.
   Освещенные фонарем, они стояли, резко выделяясь из толпы: красивая молодая женщина и восточного типа высокий подтянутый мужчина средних лет с седеющими висками. На одной руке у него сидел очаровательный малыш, а другой он нежно обнимал свою спутницу. Жадно вглядываясь в их лица, я, не выдержав, спросила у Полины:
- Скажите, а я могла бы с ними познакомиться и задать один единственный вопрос?
- Думаю, да, - улыбнулась она.
- Но, судя по вашему рассказу и описанию характера племянницы, я поняла, что она очень аутична. Захочет ли она разговаривать на такую щекотливую тему?
- На это я могу вам ответить лишь тем, что с тех пор, как изменилась их жизнь, изменилась и она сама. От ее былого аутизма не осталось и следа. Впрочем, сами увидите.
  Когда открыли двери вагона, мы вышли на перрон. Увидев Полину, встречающие ее родственники кинулись к ней, а я скромно остановилась позади, чтобы дать им насладиться мигом желанной встречи, наблюдая за которой я боялась, что моя попутчица забудет о своем обещании, но она помнила. В какой-то момент она обернулась ко мне и поманила к ним и, когда я подошла, представила нас друг другу.
   Лилия, - обратилась я к ее племяннице, - ваша тетя мне рассказала историю вашей и Игоря любви. Скажите, если можно, вот сейчас, когда вы достигли всего, к чему стремились, у вас осталось какое-нибудь заветное желание?
- Да, - не раздумывая, ответила она. – Мы хотим еще детей. Много, чтобы Даньке не было скучно. Правда, любимый? – повернув голову в сторону мужа, спросила Лилия, и Игорь, с нежностью смотревший на жену, утвердительно кивнул в ответ.
  Мы распрощались, и они пошли по перрону к выходу, а я смотрела им вслед до тех пор, пока они не скрылись из виду. И мне было немного грустно от того, что я больше никогда не увижу этих людей с такой удивительной судьбой.