"Глупые разговоры. На уме одна чепуха". Общение с без того малочисленными подружками просто выводило Диди из себя.  Глубокий вдох. Напряженный взгляд. "Раз... два... три... четыре..." Непреодолимое желание громко выругаться и послать всех к дементорам только нарастало с каждой секундой. Веселый легкомысленный смех девушек раздражал. "Десять... Одиннадцать... А, черт! Не помогает!"
-Мне надо идти.
Без лишних слов и с серьезным выражением на лице, Диди резко развернулась на каблуках и стремительно зашагала по коридору.
В душе словно кипел адский котел со смолой, медленно и мучительно пожирая душу. Надо было скорей уйти. Бежать. Спрятаться подальше от надоедливых подруг, которые, не дай Мерлин, могли заподозрить что-то неладное. "И что за этим последует? Настойчивый расспрос. Анализ моего поведения. Выявление причин моей раздражительности... Бррр" Девушку передернуло от одной мысли об этом. И чего каждый, кому не лень, строит из себя выдающегося психолога? Вот мама тоже, все пристает с расспросами и советами, хоть и знает, что я все равно не стану ее слушать, а скорее упрямо буду делать все наоборот. Ну, что мне сказать им всем? Что? Сама не знаю, что происходит". Небольшие каблучки выбивали ритм ее шагов, отдаваясь эхом в ушах. Волосы снова выбились из прически, неприятно щекоча щеки и шею. Нервным движением руки она отбросила их в сторону, задев при этом проходившего мимо первокурсника.
-Смотреть надо, куда идешь!
Рявкнула Диди на него, даже не взглянув в его лицо. Да, она прекрасно понимала, что воспитанные люди в такой ситуации извиняются. Но ее мысли сейчас были далеко. Или даже, точнее будет сказать глубоко. Она продолжала копаться в своей душе, пытаясь отрыть там этого маленького, незаметного, но такого противного и скользкого червячка, который отравлял ее настроение и характер. "Я нахожусь в подобном состоянии уже несколько месяцев. Если не больше. Наверно, это уже стало для меня обычным явлением, что я почти не замечаю своей язвительности". Шаг за шагом она погружалась в свои раздумья все дальше и казалось ей уже не выбраться из них самостоятельно. Возможно так бы оно и было, но на другом конце коридора она увидела то, что привлекло ее внимание. Оно просто-напросто не могло остаться незамеченным. Оно было настолько сильным, что заставляло забыть обо всем на свете. Чувство, однажды родившееся в ее сердце, и прошедшее длинный путь эволюции от светлой любви до нудной усталости от непонимания.
Приостановившись лишь на секунду, чтобы набраться смелости и вспомнить все слова, которые она придумывала бесконечной ночью, Диди направилась прямо к мрачному парню, сидящему в гордом одиночестве.  Как много в ее жизни было связано с ним. Ее наивные мечты, ее надежды на счастливое будущее. Но жизнь любит разочаровывать, одним словом или взглядом руша все воздушные замки.
"Пути обратно нет. Так будет лучше для всех". Хоть Диди и сама не верила в это, но отказываться от своего тяжелого решения не собиралась. Они больше не могли быть вместе. Находиться рядом с ним изо дня в день, слышать его сладкий и в то же время заполненный ядом голос, ощущать гнев, таящийся в его душе и гадать, на кого же он злится, девушка больше не могла. "А ведь вот он - источник моего бесконечного раздражения".
Она шла к нему лишь с одним желанием - вернуть единственную его вещь, которая осталась у нее после того, как они объявили тайм-аут в своих отношениях. Маленькая черная тетрадка, исписанная его ровным почерком. Ее рука до боли сжимала тяжелую сумку, набитую учебниками. Мантия распахнулась, развеваясь по сторонам подобно парусу. Ученики младших курсов расступались при виде странной девушки с решительным огоньком в глазах. Старшекурсники усмехались, шепотом бросая друг другу какие-то замечания о ней. Но разве это было сейчас важно? Она шла. Шаг за шагом приближаясь к неминуемому разговору.
Он снова был подавлен, молча крутя в руках стилет. "Эти железяки ему всегда были явно дороже меня. Надо же было придумать им имена. Готова поспорить, что он с ними ведет задушевные беседы в одиночестве". Какая-то незнакомая первогодка остановилась перед ней с раскрытым ртом. Скорее всего она собиралась что-то спросить. Однако, Диди не могла сейчас тратить свое время на кого бы то ни было. Ее ждал разговор с ним. Она не сводила с него глаз, наблюдая как он швырял в стену свою "игрушку", чуть не попав в какого-то юношу. Его реакция даже расстроила Диди. "Я бы не простила. Ни за что". Перед глазами возникла картинка из прошлого: Михаэль пытается обнять ее, подбрасывая в одной руке все тот же стилет. "Его сердце такое же холодное как металл". До сих пор она не могла понять, как же она умудрилась в него влюбиться. Мимолетная мечтательная улыбка коснулась ее губ и тут же сменилась ледяным взглядом в глазах.
Метр. Еще один. Невольно казалось, что с каждым пройденным метром Михаэль отдалялся от нее. Вот она наконец дошла до юноши, чуть не пострадавшего от рук Михаэля. Теперь он, совершенно позабыв о произошедшем, беседовал с девушкой, чье имя Диди даже не знала. Они проводили ее удивленным взглядом, на миг прервав свой важный разговор. "Гриффиндорцы... Какое мне до них дело."
Наконец, она дошла до своего парня. "Бывшего парня... Не забывай о вашем решении."
Михаэль поднял голову, вглядываясь в ее лицо. Сердце сжалось от резкой боли.
-Привет,- сухо бросила она, в душе устраивая мучительный бой со своими чувствами. - Ты кое-что у меня забыл.
"А ты наверно и не помнишь об этом. Такая незначительная вещь, которая способна подарить столько мучительных тревог и волнений, возвращая в прошлое и заставляя заново переживать все те прекрасные чувства, которым уже вряд ли будет суждено вновь появится в твоей жизни."
Диди молчала, глядя прямо в глаза юноши и ожидая его реакции.

Кэти вместе с Грэмом шла по коридору. Пока - молча. Надо было всё-таки что-то делать с отсутствием солиста в группе. Нет, ну это надо было так! Почему у нас в школе все, кто любит и умеет петь, не находят времени для репетиций? Где нам вообще солиста искать-то? - думала девушка, кутаясь в мантию и пытаясь сообразить, почему зимой в Хогвартсе всегда так холодно. Дойти бы поскорее до гостиной... Там хотя бы есть камин! - мелькнула в голове мысль. Правда, в скором времени размышления вновь вернулись к группе. - Может быть, стоит попробовать объявление написать? Или мы это уже делали? Вот, ещё и склероз...
Рина сама не заметила, как они со Стоунфайдом остановились около одного из окон. Окинув коридор быстрым взглядом - скорее по привычке, а не от того, что надо было кого-то найти, - гриффиндорка заметила сидящего неподалёку слизеринца, имя которого она совсем не помнила, но зато временами сталкивалась с ним на занятиях. Парень крутил в руках стилет, удивив Катарину. И зачем, спрашивается? Хотя нет, не моё дело. Пусть что хочет, то и творит.
- Ну, что? Есть какие-нибудь предложения насчёт группы? - поинтересовалась у басиста Кэт. У неё самой в голове не возникало ни одной более или менее подходящей мысли, а делать что-то однозначно надо было. Вот только что конкретно?
Пока Кембери размышляла, в нескольких сантиметрах от головы Грэма пронёсся тот самый стилет, который крутил в руках тот малознакомый слизеринец. Первым желанием девушка было обернуться и высказать ему всё, что она думает о людях, не способных держать свои эмоции под контролем. Ну, не любишь гриффиндорцев, это же не повод кидать в них ножи?! Но, не смотря ни на что, Грэм продолжил стоять на месте, так что Рина только чуть слышно вздохнула, сжав кулаки и кинув злой взгляд на сидящего на подоконнике парня.
Мимо прошла какая-то девушка - тоже явно слизеринка - и направилась к юноше со стилетом. Интересно, они все такие же ненормальные? Нет, я, конечно, всё понимаю, но без причины бросать нож в плохо знакомого человека? Так, всё, надо успокоиться, а то тут будет небольшой взрыв... Совсем маленький, - мысленно усмехнулась гриффиндорка.
- Интересно, слизеринцы все слегка того?.. - Пробормотала себе под нос Кэти, всё ещё злясь на метнувшего стилет парня. Пожалуй, если бы сейчас выяснилось, что у прошедшей мимо девушки есть точно такой же стилет, Катарина не сильно бы удивилась. Уже не обращая внимания на слизеринцев, Кембери вновь обратилась к Грэму. Теперь, правда, не насчёт группы.
- Тебя этот сумасшедший не поранил? - спросила гитаристка у друга. Хоть стилет и пролетел на некотором расстоянии, мало ли что... Вдруг она чего-то не заметила?
Так, всё, перенастраиваемся обратно на группу. Что же делать с вокалистом?.. Уже полгода не можем найти замену! И, спрашивается, что ему не понравилось в группе? Видите ли, у него есть дела поважнее репетиций!
Да успокойся ты уже! Полгода не злилась, а теперь что? Наверняка ведь это из-за выходки того слизеринца. Не проще ли подойти и высказать всё, что ты думаешь о таких ненормальных?
Нет уж, спасибо, я ещё жить как-то хочу. Кто его знает... Ещё опять станет размахивать своим стилетом...
Ну, вот, а Блэкмор-то тут при чём?
При том, что если бы он не ушёл из группы, нам бы не пришлось сейчас стоять в паре метров от этого психа!
Наверное, Рина ещё долго могла бы препираться со своим внутреним голосом, но пришла к выводу, что делать это бесполезно - всё равно никто из них не успокоится, пока не докажет свою правоту, а доказывать они её будут долго... А значит, проще просто прекратить весь этот спор. Девушка прислонилась спиной к стене и стала ждать ответа Грэма.

Его слова были как зимний ветер, пронимающий тело холодом до самых костей. Едва уловимая грусть в глазах и безразличие. Это ранило так сильно, что почти лишало сил. "Держись! Не смей срываться! Помни, назад дороги нет и быть не может!" Михаэль поздоровался. Но так здороваются только с чужими людьми. "Как будто ничего и не было между нами". За все те месяцы, которые они так упорно делали вид, что встречаются, Диди пыталась понять, что их свело вместе. "Воля случая? Или коварство любви? А может чей-то злой умысел? Конечно, смешно такое предполагать... Но одно известно точно - это не судьба нас подтолкнула друг к другу".
Сладостные минуты, проведенные вместе, быстро сменялись скандалами и выяснением отношений. Дни без единого слова друг другу. Взгляды украдкой и с ненавистью на свою глупость, толкнувшую их на ссору. Случайное примирение. А потом все повторялось сначала. "Я тебя любила. Возможно, даже до сих пор люблю. Тяжело не быть в чем-то уверенной и жить в сомнениях... А что ты ко мне испытывал? Любил ли ты меня когда-нибудь? Наверно это останется для меня загадкой."
Легкое прикосновение к руке пронзило кожу теплом. С трудом удержавшись от того, чтобы вздрогнуть, Диди заставила себя разжать пальцы каменной хваткой державшие тетрадку, и позволить Михаэлю забрать ее. Сердце защемило, словно из него вырвали кусочек. Сотни раз за вечер она прятала эту тетрадь подальше от глаз. И столько же раз она снова брала ее в руку и, ненавидя себя за безвольность, читала. Слово за словом. Строчку за строчкой. Она ненавидела эти стихи потому что понимала, что они написаны о ней. "Красивые слова не всегда правдивы. Увы, наоборот. Нет, ничего уже не вернуть. Так и должно было случиться..."
Взгляд слишком долго задержался на его лице, заглядывая в его глаза и рыская там в поисках чего-то, что Диди жизненно важно было узнать. Вероятно, она и сама этого не осознавала, но Михаэль вызывал у нее тревогу. "Что же он скрывает? В чем причина его холодности и замкнутости?" Легкая полуулыбка в ответ на его.
-Почему секрет?- недолгая пауза в попытке успокоить взволнованные интонации.- Нет. Я была в библиотеке и теперь направляюсь к себе в комнату.
Ей удалось. Михаэль не услышал в ее голосе сожаления. Оно было прикрыто долей пренебрежения и раздражения, позволяя ей скрыться под маской безразличия. "Ненавижу!"
- А я вот сижу и думаю… Ты правильно вчера сказала. Надо завязывать с этими глупостями – и так ясно, что мы друг другу не подходим. Немножко непривычное состояние – одиночество, да? Ну, ничего, думаю, справиться с ним будет не так уж сложно…
Вспышка возмущения, возникшая в ее душе, отразилась на мгновение в глазах. "Глупостями? Так вот значит, что для тебя любовь! Глупость... Забава. Как я раньше этого не замечала." Предательские глаза. Они всегда выдавали ее истинные чувства, лишая способности быть актрисой, как все слизеринки. Шумный вздох... Счет про себя до десяти... Проклятое чувство гнева таяло.
- Я за тебя рада. Наконец-то ты осознал мою правоту. Хоть в чем-то. - наигранная усмешка и презрение. - Одиночество - это то, что о чем мне остается только мечтать.
"Целые дни на уроках и в комнате с этими говорливыми дурами, которых я по неосторожности сочла своими подружками. Беседы о всякой чепухе. О, Мерлин, не дай мне свихнуться и закинь хоть на недельку на необитаемый остров!" Ее мольбам не суждено было сбыться. Девушка прекрасно это знала. Но ей сейчас больше всего хотелось уединения. Остаться лицом к лицу со своими муками и страхами, разобраться в своих спутанных мыслях и чувствах - вот что ей требовалось, чтобы продолжать жить дальше, не оборачиваясь назад.
И снова в его руках сверкал его верный друг, которому он отдавал всю свою теплоту.
Раздражение. Опять это противное чувство начинало захлестывать ее. Хотя, оно ее и не покидало вовсе, лишь засыпая на некоторое время. " Ненавижу!"- повторила она ставшее уже родным слово. Диди вздрогнула от резкой боли. Острые ноготки впились в кожу ее рук. Она не знала, когда ее пальцы сжались в кулак. Столько усилий она прикладывала, чтобы сдержаться. Чтобы не накричать на него и убежать. " Никто не виноват. Это рано или поздно должно было случиться".
Но мысли не всегда сходятся со словами, слетающими с губ в порыве гнева.
- Интересно, с каких пор тебя интересует мое будущее?- поинтересовалась она жалящим тоном вместо ответа на такой простой вопрос. "Зачем? Ты опять желаешь скандала?" Ее второе «Я» бунтовало. Но сказанного не воротишь. И ей оставалось только ждать.
-У меня слов цензурных нет! Эй, парень! Извини, конечно, что отвлекаю, но у тебя совсем крыша съехала, что ли?!- недовольно прогрохотал на весь коридор гриффиндорец, чуть не попавший под лезвие ножа Михаэля минуту назад. Диди обернулась, бросив презрительно-изучающий взгляд на юношу, так бесцеремонно нарушившему их беседу. «Но так ли он бесцеремонен? Я бы на его месте уже закатила скандальчик, возможно даже с рукоприкладством».

- Я сегодня встретил после завтрака Артура, много чего, конечно, обсудили…Но суть в том, что он пообещал поговорить с какой-то своей подругой и пригласить ее к нам на репетицию, попробовать – вдруг подойдет, - сказал Грэм, обрадовав Кэти. Хоть постоянный поиск подходящего вокалиста - или вокалистки - уже порядком надоел из-за постоянных прослушиваний кандидатов, всё же когда находился кто-то ещё, желающий быть в группе, девушка всегда это воспринимала с радостью.
Что-то мне кажется, что если в ближайшем времени ни один человек не согласится петь у нас, я буду всерьёз воспринимать шутку Грэма на тему инструментального дуэта, - мысленно усмехнулась Рина.
- Отлично! Когда примерно будем собираться? - с энтузиазмом поинтересовалась гриффиндорка у друга. Но тут он, видимо, сообразил, что его только что чуть не прирезали - может, и случайно, но всё-таки, - стал возмущаться на слизеринца, за секунду до этого спросив у Катарины, нормально ли, когда в коридорах кидают стилеты. Гитаристка усмехнулась, показывая этим, что вряд ли.
- Ну, а чего ты ожидал от слизеринцев? - злым полушёпотом ответила Кембери, снова кинув взгляд на горе-метателя.
И что тут началось... Слизеринец, сначала просто признавший, что он действительно псих, в чём, собственно, Кэт уже и не сомневалась, потом уже стал возмущаться в ответ, чем вызвал ещё один возмущённый взгляд девушки в его сторону. Значит, цель он менять не хочет? А то, что мог случайно промахнуться, это мелочи жизни? Нет, всё-таки всех слизеринцев топить надо ещё при рождении, чтобы потом по Хогу не ходили такие вот наглецы, - зло подумала Кэти, всё ещё смотря на парня.
После предлложения повторить опыт с метанием ножа, гриффиндорке действительно захотелось что-нибудь сделать с эти слизеринцем, хотя она и понимала, что, пожалуй, это пока не её дело, и разбираться с этим должен Грэм. Пока. Ещё одно слово и я за себя точно не отвечаю, - уэе несколько отрешённо подумала Рина, не отводя взгляда от парня. Но следующие его действия повергли Кембери в такой шок, что все слова она, казалось, просто-напросто забыла.
Слизеринец подошёл к Грэму и провел тыльной стороной ножа по шее басиста. Катарина несколько раз моргнула, полагая, что перетрудилась в течении учебного дня, рза ей такое мерещится. Но, как выяснилось через пару секунд, всё это не было плодом больного воображения девушки. Малознакомый парень действительно стоял с ножом, прижатым к шее её друга.
Первым желанием было накинуться на этого придурка, ударить, но внезапно Кэти как-то осознала, что сейчас это, как ни странно, будет просто глупым - слизеринец явно ничего не собирался делать со Стоунфайдом, а то что он прижимал к нему нож... Видимо, это было очередным проявлением его "небольшой" неуравновешенности.
Так... Ладно, раз это всё не глюк, значит, парень и правда псих. Мало того, что сначала кинул нож практически в Грэма, так теперь ещё и стоит с этим самым ножом у его горла... - Несколько растерянно подумала Рина, не отводя взгляда от парней, стоящих на совсем небольшом расстоянии друг от друга. Внезапно пришло какое-то осознание того факта, что если вдруг что-то произойдёт, она не успеет сделать пару шагов, отделяющих её от ненормального слизеринца и Грэма. Почему-то сомнений в том, что стилет в случае чего распорет кожу быстрее, чем она успеет что-то сделать, не возникало. Может быть, из-за того, что парень с ножом стоял гораздо ближе к басисту, чем гриффиндорка.
Да нет, он же не настолько ненормальный, чтобы пытаться убить Грэма, верно? - несколько неуверенно подумала Кэт.
А вдруг? Ты же его почти не знаешь. Если смог кинуть нож, то откуда ты знаешь, что не сможет вонзить этот нож в горло? В конце концов небольшой шаг для этого он уже сделал, - откликнулся внутрений голос, который, кажется, решил испугать Катарину ещё больше.
За это срок в Азкабане светит! На сколько надо быть психом, чтобы практически добровольно согласиться на тюрьму в пятнадцать лет?
Ну, знаешь ли, если он псих... Может, он просто себя контролировать не сумеет?
Спасибочки! Ты всегда умел успокоить! - зло ответила Кембери на слова своего второго Я. - Всё, чтобы больше я тебя сегодня не слышала!

Судя по всему, реальность решила окончательно доконать несчастного Михаэля. Первым ее ударом было внезапное возвращение здравомыслия. Вторым - предательское желание поцеловать малознакомого парня (и это при том, что он буквально только что расстался со своей девушкой, которую, несмотря ни на что, любил!). Но на этом сюрпризы не кончились: скорее наоборот, по сравнению с последующими событиями это была так, разминка! Начать с того, что гриффиндорец абсолютно неожиданным образом отреагировал на сталь у горла: он расплылся в возмутительно довольной улыбке! Даже в состоянии полного помешательства или абсолютного довольства жизнью Михаэль не мог подумать, что кто-то способен повести себя вот так. Диди, например, наверняка устроила как минимум скандал: она всегда терпеть не могла его ножи, более того, ревновала его к ним гораздо больше, чем к живым людям. Михаэль до нынешнего момента вообще знал только одного человека, для которого подобная реакция была бы характерна: самого себя. Но гриффиндорец, видимо, не знал о том, что поступает как-то неправильно. А уж дальнейший его комментарий и вовсе заставил бедного слизеринца впасть в ступор:
- Отличный нож, и в правильных руках. Вот только кидаться им без предупреждения не стоит. Вдруг обидится?
Все чудесатее и чудесатее, - остолбенело подумал Кромм, когда парень вначале взял кинжал за лезвие и слегка надавил. Сталь с наслаждением впилась в живую плоть. Михаэль остро ощутил настроение Серпо: с одной стороны, тот был сильно недоволен, что его лапают чужие пальцы, и надолго в них задерживаться не собирался; но вот с другой стороны стилету эти пальцы... Понравились?
Дожил. Мой собственный нож, кажется, влюбился в чужую руку и в чужую кровь..
А ты сам, Михаэль? Неужели тебя не зацепила эта полная наслаждения улыбка? Признайся, тебе ведь очень хочется увидеть ее вновь...
Пальцы гриффиндорца отпустили клинок, легли на руку его владельца и медленно ее отстранили. Михаэль не сопротивлялся: он был в шоке. С едва скрываемым восхищением, замешанным на бо-ольшой доле удивления, он смотрел в карие глаза гриФфиндорца, и не был способен отвести взгляд. Одновременно с этим он отчаянно пытался вспомнить, как же его зовут...
Ну давай же, Михаэль, соберись! Когда не надо, помнишь самые мелкие детали - во что была одета сестра 14 февраля прошлого года, помнишь каждое свое слово утешения, сказанное ей вчера... А вспомнить, как зовут человека, с которым ты вместе - пусть и на разных факультетах - учишься уже пятый год, это для тебя проблема! Что-то такое короткое, звучное... На твою собственную фамилию похожее... Грэм, кажется... А фамилия? Ну да шут бы с ней, с фамилией...
- М-да, что это я... Вот... Собственно...ты больше так не психуй, хорошо? Что бы не случилось, оно такой траты нервов не стоит... - со смущенной рожей заключил гриффиндорец. Михаэль рефлекторно кивнул, перевел взгляд на свою руку, которая все еще сжимала стилет. Машинально же слизнул красные следы, оставленные пальцами... Грэма, кажется? И только потом, уже скорее по вкусу, сообразил, что кровь-то не его собственная.. Он еще раз кивнул, осознавая этот факт, потом опомнился.
- Угу... В смысле, постараюсь...
Уж лучше бы молчал, - простонал внутренний голос. Если бы у него были руки и голова, то он бы непременно ими в нее вцепился. Или демонстративно зажал уши. Михаэль печально согласился, что ляпнул глупость, но больше ничего добавлять не стал: было бы еще хуже...
Кромм продолжал задумчиво смотреть на свою руку, на которой сохранились едва заметные алые разводы. Потом перевел взгляд на лезвие, мгновение полюбовался такой прекрасной и такой знакомой картиной - алая полоска на тонком сером лезвии - и, опять же скорее рефлекторно, нежели как-то контролируя свои действия, привычно собрал красные капли языком. Потом задумчиво пробормотал:
- А ножом я попадаю и по движущейся мишени неплохо. И даже по не слишком большой...
С трудом оторвал взгляд от заворожившего его в очередной раз Серпо и перевел его на гриффиндорца.
- Так что.. Хм.. Не советовал бы проверять мою меткость... К тому же, Серпо действительно этого не любит, он пацифист… Но если так уж хочется, я могу взять другой нож, и мы все-таки попробуем, - добавил он, беря себя в руки. Нет, ну действительно, что окружающие подумают? Только что чуть на этого гриффиндорца не кинулся, а теперь смотришь на него чуть ли не с обожанием! Серые глаза вновь стали спокойными, на губах заиграла мягкая, открытая улыбка - довольно для него, кстати, характерная в нормальном состоянии. Но вот ярость из сердца Михаэля испарилась, уступив место уже привычной в таких случаях усталости, некоторой растерянности от мыслей на тему «Что теперь?» после окончательного – а  в этом Михаэль и не сомневался – разрыва с Диди, и жгучего любопытства, обращенного к Грэму. Кто он такой, почему он так себя ведет и… и вообще…

Обстановка накалялась. Диди прекрасно знала, что порой Михаэль бывает невероятно вспыльчивым, а когда у него мрачное настроение, то это уже попахивает катастрофой. Закинув сумку с учебниками на плечо и сложив на груди руки, Дана прислонилась к холодной стене, внимательно наблюдая за разворачивающимся спектаклем. "Кажется, будет жарко",- в душе начало назревать странное чувство удовольствия, просыпавшееся в ней каждый раз, когда она предчувствовала скандал. Нет, она не любила участвовать в конфликтах, но ее забавляло, когда кто-то ссорился. «О, Мерлин! Как же люди смешны в порыве чувств! Если бы они только могли себя видеть со стороны в такие моменты!»
И с губ сорвался легкий смешок, который так и остался никем незамеченным. Но то, что начало происходить минутой позже просто вогнало Диди в тупик. Михаэль приставил свой нож к горлу Грэма. Но это было нормально. Слизеринец мог еще не такое выкинуть. Диди шокировало поведение гриффиндорца. Он с явным наслаждением отреагировал на прикосновение холодного метала к своей коже. «Вот идиот! Они в гриффиндоре все такие чокнутые?» Презрительно скривив губы, Дана отвела взгляд в сторону. Вслушиваться в разговор двух парней ей не особо хотелось, однако слух все же вылавливал каждое их слово.
- Отличный нож. И в правильных руках.  Вот только кидаться им без предупреждения не стоит. Вдруг обидится?- произнес гриффиндорец.
"Это он сейчас про нож так сказал?"- настороженно подумала девушка, переводя взгляд на юношу,  с таким видом, словно встретила прокаженного. "И как таких вообще принимают в Хогвартс. Он же псих! Как и Михаэль, впрочем".
Чтобы не видеть и не слышать их «милую беседу», Дана стала разглядывать пол, стены, окружающих. Все, лишь бы снова не смотреть на своего бывшего парня, на того, кого она так страстно любила именно за его непредсказуемость, и за нее же она его ненавидела. У противоположной стены стояла гриффиндорка. «Катарина, кажется?» Девушка была, мягко говоря, удивлена. На лице ее читалось легкое замешательство. Она не замечала, что Диди с довольной улыбкой на лице внимательно наблюдает за ней. Спустя какое-то время девушка просто-напросто сползла по стенке. "Что же ее так шокировало?" В страстном желание удовлетворить свое любопытство, Дана вновь перевела взгляд на парней. Михаэль держал в руках все тот же свой нож, по лезвию которого разлилась чья-то алая кровь. Конечно же, Диди знала кому она принадлежит. Это ее ни капельки не волновало. Она снова криво ухмыльнулась, продолжая наблюдать за происходящим. Михаэль провел языком по лезвию, слизывая чужую кровь. "Фу, какая мерзость!"- скривилась девушка с трудом сдерживая рвотные позывы. "Они оба психи! Сумасшедшие!" В душе кипело отвращение к увиденному. Больше сил сдерживать эмоции не было.
- А ножом я попадаю и по движущейся мишени неплохо. И даже по не слишком большой... Так что.. Хм.. Не советовал бы проверять мою меткость... К тому же, Серпо действительно этого не любит, он пацифист… Но если так уж хочется, я могу взять другой нож, и мы все-таки попробуем.
Резко отпрянув от стены, она сделала пару шагов. В глазах горел огонь презрения. Прищуренный взгляд был предвестником бури.
-Вы же оба ненормальные! Вас надо лечить!- гневный голос Диди громом разнесся по коридору. -Ты вечно хвастаешься своей меткостью и остротой зрения, а того что рядом ты никогда не видишь. Ты слепец, Михаэль! Я не понимаю, как я могла потратить на тебя столько времени. Ты же не способен любить кого-либо, кроме своих дурацких ножей!
Лицо ее начинало пылать. Слова сами летели с губ. Возможно, она пожалеет о них позже, но не сейчас. В данный момент и в данном случаи ей жизненно важно было выговориться. Сказать наконец вслух все то ,что таилось огромным камнем в ее душе. И она это сделала.

Отредактировано Дана Дарлинг (2008-05-11 17:11:03)

Боль. Острая и противная. Она разрывала ее сердце на мельчайшие кусочки. Ее глаза были прикованы к его губам, с которых сейчас с такой же болью срывались слова, ранящие ее прямо в душу. Слезы горячим соленым потоком разьедали ее изнутри. Но лицо оставалось каменным. Ни единый мускул не дрогнул. Даже влажный блеск в глазах испарился от гневного жара. И никто не знал на кого она злится: на Михаэля, который столько времени скрывал от нее что-то такое, что сводило его с ума своей горечью; на саму себя за то, что так и не смогла решиться предложить свою помощь только потому, что боялась его гнева. Он никогда не терпел жалости к себе.  Она боялась его потерять. "Ну почему ты мне ничего не рассказал?! Почему не доверился мне?! Что ты от меня скрываешь..." Диди ничего не говорила. Она молча слушала гневную речь Михаэля. И в этом звонком молчании было все - и ненависть, и печаль, и страстное желание кинуться ему на шею, обнять и расцеловать. Лишь бы он не говорил всего этого. Хотелось зажать ладонями уши или убежать прочь, но гордость не позволяла даже выдать истинных чувств. Даже когда он сказал, что ненавидит ее, она лишь презрительно улыбнулась. Теперь это уже было неважно. Мосты были сожжены. Их отношениям пришел конец. Окончательный и бесповоротный разрыв.
"Прости... Я устала от недопонимания. Я устала от недоговоренности. Устала... Прости, но я должна это сделать! Мы должны поставить точку в наших отношениях. Иначе мы просто свихнемся. Нам не суждено быть вместе! Прости",- шептала она в мыслях как молитву.
-Это я тебя ненавижу! Ты думаешь я не любила тебя? Ошибаешься! Любила, как умею. Разве я виновата, что ты не видишь дальше своего носа? Что мне нужно было сделать? Встать посредине Хогвартса с огромным плакатом "Михаэль, я тебя люблю"?  Разве я виновата, что к ты скрывал свою боль от меня? Мне было страшно даже заговорить с тобой о том, что тебя тревожит. Ты же...
Так и не договорив фразу, Диди замерла, непонимающе глядя на нож, протянутый Михаэлем.
– Ну, давай же! Это не так уж трудно! И гораздо гуманнее, чем вот так вот медленно и методично резать меня на куски своими словами и ненавистью! Бери, бери, не стесняйся! Закончи начатое! Если от меня что-то теперь и осталось, оно все равно вряд ли выживет, так что лучше добей сама! И прямо сейчас…
"Что? Как..." Мысли путались в голове. Слова застыли на полуоткрытых губах. Синие глаза испуганно смотрели в ледяные глаза юноши. Воздух раскалялся, обжигая легкие. Секунда бежала за секундой. Но время словно прекратило свой полет. Несколько минут продолжалась беззвучная битва взглядов. Дрожащая рука Диди сама начала тянуться к ножу, остановившись в дюйме от него.
"Что ты делаешь?!"- бастовал внутренний голос. Но вопреки здравому рассудку пальцы крепко сжались на рукоятке. "А что? Один удар и нет твоих мучений. Он не достанется никому больше. Тебе не придется с горечью смотреть, как он дарит улыбки другой". Лезвие сверкнуло в ее руках, вызывая резкий порыв гнева.
-Боюсь твой лучший друг Серпо сломается о твое стальное сердце.
Голос Диди был полон язвительного льда. Она медленно подняла руку и со злостью отшвырнула нож в сторону. Звон металла заполнил коридор. Отскочив от стены, он чуть не попал в какую-то девушку и судорожно подрагивая, упал на пол.
Наглый усмехающийся взгляд Михаэля окончательно ее вывел из себя.
Как же много она хотела ему сказать, но ни одно слово не хотело рождаться из ее уст. Мгновение напряженного молчания было разрушено звонким шлепком. На щеке юноши остался яркий отпечаток ладони.
-Прощай, Михаэль.
Диди развернулась и быстрыми шагами пошла по коридору, еле сдерживаясь от того, чтобы перейти на бег.
Ты дура! А он придурок! Вот вам и два сапога пара!- презрительно шептало второе Я девушки. Одинокая слезинка, выкатившаяся из глаз, неприятно щекотала щеку и подбородок. К счастью, никто не мог уже увидеть мокрый след на ее лице и никто  бы не обвинил ее в слабости.

Кэти сидела, прислонившись к ледяной стене и каким-то шестым чувством понимала, что ей здесь делать нечего. Как, собственно, и Грэму... Или Грэм не был лишним? Но через несколько секунд девушка осознала, что они с другом действительно тут лишние - слизеринка решила устроить Кромму скандал. В ходе которого Рина заодно и вспомнила его имя. Точнее не вспомнила, а просто услышала.
-Вы же оба ненормальные! Вас надо лечить! - гневный голос малознакомой девушки громом разнесся по коридору. -Ты вечно хвастаешься своей меткостью и остротой зрения, а того что рядом ты никогда не видишь. Ты слепец, Михаэль! Я не понимаю, как я могла потратить на тебя столько времени. Ты же не способен любить кого-либо, кроме своих дурацких ножей!
Неожиданно для самой себя гриффиндорка почувствовала к этому слизеринцу нечто вроде жалости. И, заодно, какое-то недовольство собой - она этого точно не должна была слышать. Все эти слова предназначались только для одного человека, а сейчас Катарина чувствовала себя как человек, невольно подслушавший чью-то сокровенную тайну.
Надо было уходить раньше, плюнув на всё! Зачем я только осталась?.. Всего этого не должен был слышать никто... А теперь... теперь... Да что же это такое?! Почему меня волнуют отношения каких-то слизеринцев?.. Шли бы себе в гостиную спокойно... Так нет же, надо было тут остановиться! - девушка злилась сама на себя, не совсем ещё осознавая причину и стараясь не вслушиваться в разговор слизеринцев. Но одна фраза Михаэля заставила её чуть ли не подпрыгнуть и с новым интересом прислушаться:
- Ты даже читая мои стихи и слушая мои песни не смогла услышать всего того, что я тебе говорил! - произнёс парень, а Кэти, ещё не сильно веря тому, что услышала, вопросительно посмотрела на Стоунфайда, взглядом спрашивая его, слышал ли он то же самое, что и она?
От одних фраз почему-то не хотелось пропускать ни единого слова, от других наоборот хотелось закрыть уши, глаза, спрятаться куда-нибудь, только бы не слушать всё это! Когда Кемебри уже абсолютно запуталась во всем, что говорил слизеринец, он внезапно протянул нож своей бывшей девушке. По крайней мере, Кэт показалось, что это его бывшая девушка - сказать точно она не смогла бы. С некоторым испугом посмотрев на слизеринку, Рина хотела уже что-то сделать, но Дана, взяв нож, почти сразу же откинула его. Катарина ожидала уже практически всего, но тот факт, что Михаэль упал на колени, всё-таки удивил её. Ещё раз вопросительно посмотрев на Грэма, гриффиндорка всё-таки встала и подошла к другу. С одной стороны, говорить сейчас о группе было, наверное, глупо, но с другой... Может, это хоть как-то поможет Кромму?
- Грэм, ты тоже слышал, как он сказал про песни? - практически неслышно спросила у парня Кэти, надеясь, что это всё же не послышалось ей, а действительно прозвучало.
Неужели нам наконец-то повезло? - несколько неожиданно даже для самой себя подумала девушка.
Михаэль же в это время уже встал с пола, несколько виновато посмотрел на гриффиндорцев и решил извиниться. Задумавшись только на секунду - вряд ли больше - Рина решила ответить:
- Ничего страшного. Почти с каждым может произойти что-то подобное, - как можно более дружелюбно постаралась сказать Катарина. Мысль о том, что вряд ли кто-то ещё будет просить бывшую девушку убить себя, почему-то пока не приходила в голову гитаристки.

- Ничего, с каждым могло произойти что-то подобное, - дружелюбно ответила девушка за спиной. Михаэль позволил себе еще одну кривую усмешку и закрыл тетрадь. С каждым? Хм... Ох, мог бы я с тобой поспорить... Да только зачем? Я вообще сейчас не способен на споры... Ни на что не способен. С каждым...
Вернулся стыд за свое поведение. И сильнее всего Михаэль был зол на себя за то, что не смог устоять на ногах. За это жалкое, бледное, бессмысленное существо, скорчившееся на полу с ножом в руке. Наедине с собой – пожалуйста, хоть бейся головой об стену! Но вот так… при посторонних людях…
Будь ты проклят... Будь ты проклят... - крутилось в голове. Больше - ни одной мысли. Боль, отчаянье, стыд и эта короткая фраза...
Когда же вы, наконец, уйдете? - появилась новая мысль, и Кромм ухватился за нее, как за последнюю надежду. - Убирайтесь все... Зачем вы здесь стоите и смотрите на меня? Ненавижу... Оставьте меня в покое, оставьте меня одного...
Легшая на плечо рука заставила вздрогнуть от неожиданности. Спокойный, мягкий тон вызывал отвращение, стремление уйти в сторону и рявкнуть на незваного доброжелателя. Зарычать, сорваться на первого попавшегося и, в общем-то, ни в чем не повинного человека… который пытается тебя, идиота поддержать! Не приторные слова сочувствия – а собранный, деловой тон! И его, кстати, никто об этом не просит! Он тебя вообще не знает!
Вот пусть и не лезет!
Опять начинаешь? Тебе Диди мало было?!
С огромным трудом парень подавил недостойное желание. Он прикрыл глаза, слушая такие правильные, но вызывающие такое отторжение слова гриффиндорца.
Песни? Какие песни, откуда он... Ах, ну да, я же сам только что что-то подобное говорил - хотя, какое там говорил, шипел! - Дане... Зачем им все это нужно?
Однако, вопреки внутреннему протесту, слова Грэма действительно успокаивали. И ощущение чужого прикосновения, казалось, послужило шатким мостиком, связавшим вновь начавшее погружаться в безумие и болезненные мысли сознание с реальностью.
Соберись, слизеринец, - неожиданно мягко произнес внутренний голос. – Ты же умеешь, ты же научился уже прятать за спокойной сталью серых глаз - Господи, спасибо тебе за этот холодный, слишком светлый цвет! - абсолютно все, даже слишком хорошо научился. До такой степени, что за этим холодом Диди не смогла разглядеть человека - только остро отточенный серый металл...
В очередной раз у Михаэля получилось. В медленно открывшихся глазах было только привычное спокойное безразличие, приправленное оттенком ехидства. Он до того привык к этой маске, что надевать ее было почти не больно… Скорее, приятно – как надежно спрятаться от окружающего мира… как маленькие дети прячутся под одеялом от страшных снов или Того, Кто Живет Под Кроватью… Со стороны не видно, что там внутри, и ладно. И какое же счастье, что импатический дар – большая редкость…
А почему бы и нет? Почему бы и не отвлечься? К тому же, ты же сам давно хотел петь... А тут будто вмешалась сама судьба, вновь следуя излюбленному принципу равновесия: отняв только что то, что было тебе дороже, чем собственная жизнь, она тут же дала шанс заполнить эту звенящую черную пустоту.
И я тебе не прощу, если ты этим шансом не воспользуешься, а продолжишь стоять тут и ныть...
- Группа? Хм... А что за группа? - Михаэль перевел взгляд на Грэма. - В том смысле, что... Какой состав, стиль, направление? Просто я не уверен, что вам подойдет мой голос, да и стихи... К тому же, музыку я писать не умею: так, насобачился аккомпанировать себе на фортепиано, немного совсем; не акапелло же петь! Это, конечно, забавно, но вводить его в привычку...
Он и сам не заметил, как идея - да что там идея, это же было воплощением заветной мечты! - петь захватила его целиком. Наверное, это была подсознательная защитная реакция - не имея сил смириться с произошедшим и думать о нем спокойно, разум предпочел отвлечься от насущной проблемы на что-то другое.
- Я, кстати, Михаэль, - представился он. Потом посчитал нужным пояснить: - Я просто не слишком люблю, когда меня называют по фамилии. Это вызывает неприятные воспоминания... ассоциации… - он неопределенно махнул рукой, очень надеясь, что расспрашивать его гриффиндорцы не начнут.
Неприятные ассоциации. О, да... Их у Кромма вызывало многое... пожалуй, слишком многое…
"Мистер Кромм? - напряженный голос декана. - Как удачно, я как раз шел за вами. Следуйте за мной, вас хотела видеть ваша сестра...- и неожиданность от легшей на плечо руки Снейпа. Что на него нашло, не понятно? И что значит – сестра? Которая из них? Неужели… что-то случилось дома?! Нет… Это же был всего лишь сон…"
И все те же четыре одинаковых могильных камня...
Михаэль тряхнул головой, отгоняя вновь нахлынувшие воспоминания.
- Ну что ж... думаю, это судьба, что мы здесь встретились... Несмотря на... обстоятельства встречи, - он нервно хмыкнул. Потом задумчиво улыбнулся. – Почему бы, собственно, не попробовать?

Пока Кэти продолжала препираться со своим вторым Я, Грэм рассказывал Михаэлю об их группе. И заодно наконец-то открылась тайна, связаная с местом репетиций - девушка это почти всегда узнавала в последний момент. Правда, чаще всего из-за того, что пропускала слова друга мимо ушей...
Пока Катарина размышляла, компания уже успела дойти до общей гостиной, и пока Кромм стоял у портрета, Стоунфайд вместе с Риной сходили за гитарой. Мысленно представив себе, как эта компания выглядит со стороны, мисс Кембери не смогла сдержать улыбки.
- В Выручай-комнату, думаю, лучше всё же заранее не идти. Еще не уследим за временем... Тогда сейчас ловим в общей гостиной потенциальную вокалистку, и идем в кабинет к Хаммеру. У него там звукоизоляция, а сам он присутствовать не будет... Помещение разрешил взять на пару часов, как всегда. Хороший мужик он, конечно... Тоже не без тараканов в голове, но покажите мне нормального человека в наше время! - тем временем произнёс Стоунфайд, повергнув девушку в некоторый шок. Так, значит, сейчас мы отлавливаем подругу Артура и идём в кабинет Хаммера?.. Ну, хотя бы его там не будет... А то играть я бы просто не смогла, - хоть они с профессором общались довольно неплохо, гриффиндорка зачастую от одного его вида полдня ходила не то что бы поражённая, но несколько странная.
Когда удалось найти подругу Артура, выяснилось, что Кэт видела её от силы раза два, не больше. Скорее всего, по той причине, что она была на курс младше, а Кэти далеко не всегда знала всех учеников со своего курса - Михаэль живой тому пример. Так, виделись на некоторых парах и всё. Видеть же Мари, с которой они к тому же учились на разных курсах, было затруднительно. Не смотря на то, что она была гриффиндоркой.
Когда вся компания наконец-то дошла до кабинета профессора Хаммера, выяснилось, что хозяин комнаты уже исчез. Рина, мысленно обрадовавшаяся этому факту,  и Грэм стали настраивать свои гитары. Время от времени слышались возмущения девушки насчёт того, что колки на её инструменте редкостная пакость и она как можно скорее купит себе новую гитару. Но если учесть тот факт, что сделать это Катарина грозилась чуть ли не каждую неделю, но уже год как минимум не предпринимала никаких действий, было вполне возможно, что гриффиндорка инструмент так и не сменит.
Через некоторое время с настройкой всё же было покончено и началось собственно само прослушивание. Первой пела Мари, так как Михаэль петь первым отказался наотрез. Сквозь зубы выругавшись на отсутствие ремня, который не так давно загадочным образом исчез, Кембери уселась на одно из кресел. Играть громко она не любила из принципа, предпочитая исполнять что-то тихое, спокойное... Но в этот раз с репертуаром не повезло, и часть песен была как раз таки громкой.
- Если что будет не так - я не виновата, - на всякий случай предупредила всех Кэт, начиная играть.
Вроде всё получалось вполне неплохо. Уже мысленно обрадовавшись тому факту, что поиск вокалиста, возможно, подошёл к концу, девушка почуяла запах сигарет, затем услышала вопрос Грэма, прекратившего игру. Ну, а в завершение всего Мари сбилась с текста. Да твою же! - мысленно выругалась Рина, глуша струны и вопросительно смотря на слизеринца. Почему-то сомнений в том, что вина за эту заминку лежит на нём, не было абсолютно.
- Ну, что ещё? - несколько раздраженно спросила гриффиндорка. Ответ не заставил себя ждать:
- Я не могу это спокойно слушать! - прошипел Михаэль, повергнув Кэти в состояние шока. Ей казалось, что Мари пела очень даже неплохо. Но, кажется, удивлена была не только гитаристка. Подруга Артура, судя по её голосу, была удивлена ничуть не меньше.
Интересно, если он не может слушать пение Мари, как бы он отреагировал на моё? - возникла откуда-то мысль. Катарина вообще пела очень редко, больше доверяя своим рукам, а не голосу. Всё-таки хорошей игрой на музыкальном инструменте можно передать ничуть не меньше, чем хорошим пением. Но из двух этих вариантов девушка предпочитала первый.
Пока Кэт размышляла, она пропустила половину из того, что Михаэль объяснял Мари. Но последнюю фразу она уловила:
- Она прощается с ним навсегда, понимаешь? Нав-сег-да… Вдумайся. Она любит его, а он едет умирать. И оба знают, что он не вернется. Они прощаются навсегда…
По этой фразе мисс Кембери примерно поняла, что именно слизеринец не мог спокойно слушать. У подруги Артура не получалось передать то, что чувствовали герои песни...
Странно... Почему я этого не услышала? Я ведь почти всегда сразу улавливала фальш в чувствах... Преимущественно из-за того, что у самой зачастую не получается передать то, что нужно, а все за это на меня возмущаются... В общем, ладно. Кажется, сейчас будет петь Михаэль... Ну, заодно и услышим, что умеет он.
Несколько изумлённо наблюдая за тем, как слизеринец трасфигурирует стол в пианино, а затем садиться за него, Кэт поставила в уме галочку трансфигурировать стол обратно, когда они будут уходить. А тем временем парень запел. Девушка никогда не думала, что можно петь так красиво, так... Так... Она просто не находила слов для того, чтобы описать то, что слышала. Но одно Рина теперь поняла точно - Мари, как бы хорошо она не пела, не могла сравниться с Кроммом. Вроде бы он пел так же, как и все, но в то же время по-своему. И наверное впервые в жизни гриффиндорка так сильно почувствовала эту песню. Кэти не заметила, как по её щеке скользнула одинокая слеза. Она вся будто бы погрузилась в песню, столь мастерски исполненную этим слизеринцем. Катарина сидела так, как уже давно привыкла - сложив руки на изгибе гитары и положив на них голову. Когда же парень закончил петь девушка будто вырвалась из какого-то магического сна, в котором жила пока длилась эта песня. И с некоторым удивлением мисс Кембери заметила что сам певец плакал.
- Ну, вот… как-то примерно так, - пробормотал парень, а Кэт безуспешно пыталась придумать, что можно сказать.
- Эм... Мари, не обижайся, но по-моему тут всё и так ясно, - несколько смущённо произнесла гриффиндорка, кинув быстрый взгляд на Грэма и надеясь, что он сам всё скажет.

Михаэль сидел перед пианино, тупо пялился в пространство, и медленно но верно приходил в себя. Вот вечно со мной такое… - вяло сокрушался он. – Чуть стоит песню хорошую вспомнить, так к лешему все старания по приведению собственного лица в порядок! Боюсь даже представить, какое у меня было на нем выражение… И эти проклятые слезы! Ну не мои они, не мои!
Не твои? – ехидненько так, вкрадчиво поинтересовались изнутри. – Ну да… А то, что ты про Диди всю песню думал, это как, случайность?
Заткнись со своей Диди! Не желаю больше про нее слышать! – эта мгновенная вспышка гнева позволила парню наконец-то взять себя в руки. Оглядевшись по сторонам, он сообразил, что девушка куда-то пропала, пока он был в прострации. Хм… Интересно, куда? Хотя… какая разница-то?
- В вашей группе я бы остался с удовольствием, - медленно произнес Кромм, поглаживая пальцами клавишу пианино. – А вы точно уверены, что вам это надо? – губы изогнулись в усмешке. Вопрос был больше риторический: Михаэль не собирался развивать эту тему, догадываясь, куда она может его завести. Он панически боялся опять сорваться. Он чувствовал, что совершенно еще даже не отошел от сегодняшних событий – и, в особенности, от событий вчерашней ночи. Он снова видел тот же сон, две ночи подряд, что бывало довольно редко. Этот так называемый «дар» провидения был скорее проклятьем. Подсознание Михаэля выдавало это сон-видение, сон-воспоминание, с поразительной настойчивостью, не реже раза в неделю. Каждый раз, ложась в кровать, он чувствовал себя участником безумной лотереи «повезет - не повезет». Если повезет, то сможешь выспаться, а наутро будешь свеж и весел. Если не повезет… Значит, опять проснешься на мокрой от пота постели со слезами на глазах, вцепившись зубами в подушку, чтобы задушить крик. Он видел, как умирали его мать, отец и сестры. И умирали они очень долго…
- А про стихи… - Михаэль на несколько мгновений засомневался: очень уж не хотелось показывать самое сокровенное почти чужим людям. Впрочем, какого черта? Если ты хочешь петь с ними, значит, времени ты с ними будешь проводить ну о-о-очень много, и прятаться вечно не получится… так начни хоть со стихов! Нельзя же ото всех все время прятаться… - Знаешь, давай лучше ты сам посмотришь и определишь, потому что я-то музыку писать не умею… так, нечто невнятное на два аккорда…
Кромм протянул гриффиндорцу тетрадь, и с каким-то болезненным, напряженным любопытством впился в его лицо взглядом. Почему-то ему было важно, что скажет и что сделает этот человек. На каком-то подсознательном уровне, его непреодолимо тянуло к этому гриффиндорцу. Почувствовал родственную душу? Понадеялся, что хоть кто-то сможет его понять вот так, без объяснения причинно-следственных связей? Так, чтобы не было необходимости говорить все это вслух: в таком случае оно приобрело бы мерзкий привкус пафоса и жалобного нытья…
Может быть, и так… А, может, дело в другом? Ведь не спроста же Михаэль, стоило ему закрыть глаза, видел перед собой все то же выражение  счастья и наслаждения на лице Грэма, когда его кожи касалась острая сталь. И неспроста было так трудно оторвать взгляд от рук этого человека: Михаэль всегда был уверен, что зеркалом души являются именно они, а не глаза. Чувства во взгляде можно спрятать, а нервную дрожь в руках не спрятать никогда… Крепкие, даже на вид сильные ладони; длинные подвижные пальцы с загрубевшими благодаря постоянному общению с гитарой подушечками… Безумно хотелось целовать эти руки... коснуться губами тонкой, загорелой (как почти у всех игроков в квиддич) кожи запястья, попробовать ее вкус кончиком языка…
Но Кромм не рассуждал на эти темы, ему безразлично было, откуда взялись эти странные желания и ощущение острой необходимости увидеть в этих лучистых карих глазах понимание. Главное, что было. А вопрос «почему?» он ненавидел еще с детства…

Оффтоп: люди, простите меня, если что не так: голова пустая, перед глазами плывет, а соображалка не работает вовсе... автопилот, чтоб его, завис...

Мука душевная тяжелей физической. "Глупость! Просто нелепость!" Горячая слеза быстро скатилась по щеке, оставив неприятный мокрый след, и разбилась о каменный пол, смешавшись с пылью. "Гордость. Это все она!" Еще одна слезинка оросила пол. "Зачем я это все наговорила?!" Невыносимая душевная боль пронзала сердце, сжимая его в огненных тисках, перехватывая дыхание. Огромный ком стоял в горле. Глаза застилала соленая пелена. "Я не хотела всего этого говорить. Язык мой враг мой. Зачем? Почему вместо люблю прозвучало ненавижу? Почему вместо любимый - псих?" Ни ученики, снующие взад-вперед по коридору, ни призраки, парящие под потолком, не смущали девушку, молча шагающую по коридору, с поникшей головой, волоча за собой тяжелую сумку на длинном ремешке. Движения ее совершались на автопилоте, неторопливо и бесцельно. Главное было не стоять на месте. Двигаться. Идти вперед. Куда угодно. Лишь бы подальше от того места, где все произошло. Где она собственными руками вырвала их сердца и безжалостно растоптала перед всеми, толпе на потеху. Дикое желание завопить на весь Хогвартс волной накатывала на нее. Лишь присутствие людей заставляло ее сдерживаться. Она сжимала кулаки, стискивала зубы и кусала губы до крови. Резкая колкая боль приводила ее в чувство, но тут же сознание улетучивалось. Слезы затуманивали рассудок.
Шаг за шагом Диди забрела в какой-то малолюдный коридор. Она не понимала, где находится. Да и не хотела понимать. Не важно. Все это было так малозначимо сейчас, когда она уже перерубила нить, связывающую ее с единственным человеком, который ее понимал. Нет, так не правильно... Михаэль пытался ее понять, но и он не мог этого сделать. Никто не мог. Даже сама Диди.
"Ненавижу! Ненавижу себя! Ненавижу его! Всех ненавижу!" Перед глазами предстала картинка из детства. Разъяренный папа кричал на нее за то, что маленькая девочка впустила в дом незнакомца.
-Сколько раз тебе говорили, что никого нельзя пускать домой! Никого! Тем более, когда нас нет дома! Ты хоть немного умеешь думать своей головой?!- вопил он после ухода полиции. -Мы с матерью столько раз тебе говорили, чтобы ты вообще не разговаривала с незнакомцами!

Дана слушалась родителей. Всегда. Только они все равно были ей недовольны. Девочка перестала общаться абсолютно со всеми.  И теперь она видела причину своего "неумения" дружить и любить только в своей семье.
-Ненавижу...- процедила она сквозь стиснутые зубы. Дрожащий голос разрезал напряженную тишину. Рука еще крепче сжала ремешок. Размах. И сумка взмыла в воздух и со всей силы ударилась о стену. Учебники с грохотом высыпались из нее. В разные стороны разлетелись оторванные страницы, нелепо вспорхнув в воздух.
-Грр!- прорычала Диди, сползая по холодной стене. Ноги больше не держали. Обхватив колени руками, она закрыла глаза. Сильно сжимая веки в отчаянной попытке сдержать поток слез, так неожиданно хлынувший наружу.